Высокородный Ацилий никого на землях империи не боялся, за исключением разве что императора Валентиниана. Да и не было особых причин для тревоги. Обоз из двух сотен подвод, доверху набитых золотом и оружием, охранялся таким количеством людей, что беспокоиться о его судьбе не приходилось. Тем более что Ацилий уже сегодня к вечеру рассчитывал пересечь границу Фракии и избавиться наконец от обузы, досаждавшей ему все эти дни. Путь Ацилия и его легионов лежал в Панонию. Восстание Прокопия подняло волну мятежей на границах империи, и божественный Валентиниан, не слишком доверявший своему туповатому брату и соправителю Валенту, решил укрепить гарнизоны крепостей в отдаленных землях проверенными военачальниками. Сведущие люди намекнули комиту Ацилию, что в случае успешной деятельности в Панонии у него появится шанс стать дуксом Фракийского военного округа, вытеснив с этого поста высокородного Гумоария, назначенного Валентом. Вообще Валент много потерял в глазах своего брата после того, как едва не упустил из рук половину империи, проиграв несколько важных сражений мятежнику Прокопию. К счастью для Валента, он все-таки сумел, в конце концов одержать верх над врагами без помощи старшего брата. Иначе дни его были бы сочтены. Валентиниан принадлежал к тому типу людей, которые никому и никогда не прощают поражений. Ацилий, проведший в свите императора немало лет, сам был свидетелем падений многих благородных мужей. Иные поплатились имуществом, но немало было и таких, которые лишились головы за единственный, быть может, в своей жизни промах.
– Гонорат, – обернулся комит к ехавшему по правую руку от него трибуну, – проверь, что за люди скачут нам навстречу.
Трибун Гонорат командовал личной охраной Ацилия и дело свое знал. Два десятка клибонариев, снаряженных как для боя, почти мгновенно сорвались с места и понеслись выполнять распоряжение комита. Ацилий не испытывал беспокойства по поводу незнакомых всадников. Во-первых, их было не более трех десятков, а во-вторых, даже на таком расстоянии он опознал в них римлян. Гонорат обернулся быстро и доложил комиту именно то, что тот рассчитывал от него услышать.
– Это посланцы высокородного Лупициана, трибун Геларий и корректор Скудилон.
– Важные сведения? – насторожился Ацилий.
– Нет, комит. Если верить Геларию, то дорога безопасна. Просто Лупициану надоело ждать, и он выслал навстречу нам своих людей, чтобы ускорить продвижение.
– Можно подумать, что мы ползем на четвереньках, чтобы досадить великому полководцу, – проворчал недовольный Ацилий.
– Трибун Геларий утверждает, что знает более короткую дорогу и очень удобный брод через ближайшую реку.
Ацилий уже потерял на переправах несколько телег и десяток лошадей, а потому решил прислушаться к советам людей, хорошо знающих местность. Тем более что трибун Геларий смотрелся человеком бывалым, прошедшим не одну военную кампанию. Не говоря уже о том, что он был римлянином, а не варваром, коих в последнее время много развелось в армии, в том числе и на командных должностях. Корректор Скудилон родился в Константинополе, что, однако, не мешало ему говорить на латыни, ласкающей слух образованного комита. Между Ацилием и корректором даже возник спор по поводу одной из речей Цицерона, произнесенной в стенах сената несколько сотен лет тому назад. Трибун Геларий только посмеивался, глядя на разгорячившихся спорщиков.
– Здесь следует повернуть направо, – подсказал любезный Геларий комиту, увлекшемуся интересной беседой.
– Но это проселочная дорога, – насторожился Ацилий. – Как бы колеса наших телег не увязли в грязи.
– Не беспокойся, комит, последний дождь в этих краях прошел две недели назад. Зато мы сократим путь почти на треть.
Ацилий обернулся на утопающий в пыли обоз и махнул рукой. И люди, и лошади были утомлены долгой дорогой и летним зноем, а потому с большой охотою свернули под сень дубравы. До реки, где животные могли утолить жажду, оставалось недалеко. Так, во всяком случае, уверял корректор Скудилон, и Ацилий охотно ему поверил.
– А что у тебя с рукой? – спросил комит у Гелария.
– Пустяки, – усмехнулся бывалый трибун. – Меня слегка зацепили в последней битве.
– Император Валентиниан опасается, что мятеж Прокопия вызовет волнения в пограничных землях империи, – вздохнул Ацилий.
– У нас пока тихо, – улыбнулся трибун Геларий. – Прошел, правда, слух о варварах, проникших во Фракию то ли из Венедии, то ли из Готии.
– Это уже заботы комита Лупициана, – нахмурился Ацилий. – А мне бы обоз побыстрее сбыть с рук.
– В этом мы тебе, пожалуй, поможем, комит, – сказал корректор Скудилон, оглядываясь по сторонам.
– Каким образом? – не понял Ацилий.
– А вот таким! – Трибун Геларий схватил комита здоровой рукой за плечо и резко рванул вниз.