Золото императора

Серпиний с ужасом смотрел, как с Ефимии срывают одежду, а потом обнаженную привязывают к странному сооружению из деревянных брусков и железных крючьев, предназначенному для надругательства над живой плотью. Нотарию стало нехорошо, и он скорее упал, чем сел на лавку.

– Начинать? – спросил Муций у корректора.

– Сначала я вопрос должен задать, идиот! – рявкнул на палача Перразий.

– Так задавай, светлейший, чего ты тянешь, – огрызнулся обиженный Муций.

Перразий шагнул к женщине и произнес охрипшим от волнения голосом:

– Ефимия дочь Стронция, признаешь ли ты себя виновной в том, что вступила в связь с посланцем ада.

– Он назвал себя посланцем Белеса, – испуганно отозвалась несчастная.

– Спрашиваю тебя во второй раз, Ефимия дочь Стронция, ты вступила в связь с человеком, или это было существо другой породы?

Ефимия медлила с ответом, а потому корректор махнул рукой палачу:

– Давай.

От крика женщины у Серпиния дрожь пошла по телу, он попытался вскочить, но падре Леонидос сильной рукой удержал его на месте.

– Хороша! – прицокнул языком Марк. – Немудрено, что к ней ходят не только мужчины.

– Стыдитесь, трибун, – осуждающе покачал головой Леонидос.

От второго рывка женщина потеряла сознание, а корректор Перразий пришел в ярость и не нашел ничего лучше, как наброситься с упреками на палача.

– А я здесь при чем? – расстроился Муций и плеснул в лицо женщины водой из кувшина. – То тяни, то не тяни!

Ефимия очнулась и уставилась на Перразия глазами, полными боли и ужаса. Корректора передернуло. Женщине он, безусловно, сочувствовал, но долг превыше всего. В конце концов не он втянул несчастную Ефимию в заговор против императора. Она сама по легкомыслию или глупости спуталась невесть с кем, поставив тем самым Перразия в непростую ситуацию.

– Это был человек? – почти взвизгнул корректор.

– Нет, – произнесла слабым голосом Ефимия. – Он другой.

Светлейший Пордака довольно хмыкнул, трибун Марк крякнул, падре Леонидос сокрушенно покачал головой, а нотарий Серпиний просто икнул от изумления. Перразий бросил в их сторону злобный взгляд, но достоинство не потерял и продолжил допрос без гнева и пристрастия.

– Кто послал его к тебе?

– Никто, – ответила Ефимия, чем вызвала гримасу презрения на лице корректора, а вслед за гримасой последовал новый взмах руки. Тело несчастно давно уже оторвалось от опоры, и теперь она висела на неестественно вывернутых руках. Еще один рывок Муция и его подручного сделал бы Ефимию калекой, и, возможно, поэтому палач счел возможным промедлить с выполнением приказа.

– Может, попробовать плеть?

– Пробуй, – рыкнул в его сторону корректор.

Удар плети оставил на коже Ефимии кровавый след. Зато после отчаянного крика она произнесла севшим от боли голосом:

– Я сама вызвала его.

Падре Леонидос всплеснул руками, трибун Марк притопнул ногой, а префект анноны Пордака даже вскочил с лавки от изумления. Разумеется, корректор Перразий был не настолько глуп, чтобы поверить в искренность этих людей. Наверняка кто-то из этой троицы успел поговорить с Ефимией и даже обещал ей свою поддержку в случае надлежащего поведения. И теперь они все четверо будут морочить голову упрямому корректору. Ведь Ефимия не просто признается, она признается под пыткой, а такие откровения всегда были в цене. Все-таки надо отдать должное этой хрупкой на вид женщине, периодически она теряет сознание, но не самообладание. И будь на месте Перразия какой-нибудь простак, она бы непременно добилась своего. Конечно, он может пустить в ход раскаленное железо, но результат будет тот же самый. Эта женщина охотно признается, что вступила в связь то ли с демоном, то ли с богом, ибо это признание ничем ей, в сущности, не грозит. Разве что осуждением христианской церкви, которого эта закоренелая блудница не слишком боится.

– Снимите ее с дыбы, – приказал Перразий.

– Железо? – вопросительно глянул на корректора Муций.

– Нет, – покачал тот головой. – Зачем же пытать огнем столь прекрасное тело. Я даю слово, благородная Ефимия, что не только сохраню тебе жизнь, но и выпущу на свободу, если он явится на твой зов.

– Кто он? – не понял Муций.

– Демон! – рявкнул Перразий. – Или языческий бог! Мне все равно.

На скамейке, где сидели ненавистные корректору люди, воцарилось смятение. Похоже, ход Перразия явился полной неожиданностью для Пордаки и Марка. И только падре Леонидос попробовал протестовать:

– Это переходит все разумные пределы, сын мой.

– Ты можешь покинуть это помещение, падре Леонидос, если тебя шокирует предстоящее зрелище, – насмешливо отозвался Перразий.

Однако эллин не внял предостережению римлянина и с тяжким вздохом сел на лавку. Осуждение неразумных действий упрямого корректора было написано на его лице ярчайшими красками. Однако Перразий сдаваться не собирался. Дайте срок, и он выведет всех заговорщиков и лицемеров на чистую воду!

– Ты пользовалась магическими средствами, чтобы вызвать демона? – спросил корректор у Ефимии.

– Он не демон, – запротестовала матрона.

– Неважно, – поморщился Перразий.