Решено было пригласить вождей варваров в город, дабы здесь, за крепкими стенами, продиктовать им свои условия. Пордака усомнился, что готы примут условия комита, и настоятельно советовал Лупициану вызвать к Маркианаполю десять легионов пехоты и три тысячи клибонариев. Такая демонстрация силы не будет лишней.
— Ты преувеличиваешь опасность, светлейший Пордака, — возразил нотарию Максим. — Сил в городе и вокруг него достаточно. Я приказал трибуну Аполлинарию перекрыть все дороги, ведущие из города. К тому же мы не можем на виду у гуннов снимать легионеров с границы империи. Чего доброго, Баламбер воспользуется ситуацией, и тогда нам с вами станет совсем худо.
Комит Лупициан счел опасения Максима разумными и решил для начала провести переговоры с вождями, а уж потом принимать силовые меры.
— Я бы поступил иначе, — прищурился на комита Пордака. — Если вожди не примут наши условия, их следует убить. Вряд ли обезглавленные готы смогут оказать нам серьезное сопротивление.
— С этим торопиться не будем, — нахмурился Лупициан. — Надо прощупать настроение вождей, подкупить колеблющихся, а уж потом избавляться от упорствующих.
Нотарий Пордака, озабоченный спасением империи, тем не менее не выпускал из виду Фронелия. От своих агентов он узнал, что бывший магистр наведался в лагерь вестготов и о чем-то долго разговаривал с одним из вождей. К сожалению, имя вождя агенты не запомнили, уж слишком экзотично оно звучало для эллинского уха. После визита к вестготам Фронелий развил бурную деятельность. На глазах агентов Пордаки он закупил до полусотни подвод и чуть ли не целый табун лошадей. Причем посредницей во многих сделках выступала прекрасная Целестина. Из чего нотарий сделал вывод, что вдова патрикия Кастриция пошла на сговор с врагами империи, дабы получить свою долю сокровищ. Скорее всего, Фронелий попытается через Целестину договориться с ректором Максимом о беспрепятственном выезде обоза из города. Наверняка ничего не подозревающий ректор такое разрешение даст, и тогда у бывшего магистра пехоты появится шанс умыкнуть золото из-под носа верных слуг императора. Промедление в данной ситуации было смерти подобно, а потому Пордака скрепя сердце вынужден был обратиться за помощью к Лупициану.
— Ты уверен, что Целестина собирается похитить золото Прокопия? — недоверчиво покосился на Пордаку комит.
— А для чего ей, по-твоему, понадобилось пятьдесят подвод? — усмехнулся нотарий. — Что еще можно вывезти из этого захудалого городишки? Благовония, что ли? Кроме того, я опознал в одном из гостей прекрасной патрицианки бывшего магистра Фронелия.
— А почему ты его не задержал? — сверкнул глазами Лупициан.
— Тебе золото нужно, комит, или старый солдафон, о котором уже забыли оба императора? — обиделся Пордака.
— О Валенте не скажу, но в отношении Валентиниана ты, пожалуй, прав, — криво усмехнулся Лупициан.
— А что у нас с Валентинианом? — удивился Пордака.
— Император умер десять дней тому назад, — сказал спокойно Лупициан. — Я разговаривал с гонцом, которого комит Меровлад направил с печальной вестью к божественному Валенту.
Пордака так и не смог придать своему лицу скорбное выражение, приличествующее случаю. Его буквально распирало от восторга. Со смертью Валентиниана заканчивалась опала бывшего префекта анноны, и он теперь мог без опаски вернуться в Рим. И хорошо бы вернуться в Вечный город с казной, распухшей от золота.
— Не так откровенно, Пордака, — осудил обрадованного нотария Лупициан.
— Я считаю, комит, что в создавшейся ситуации нам следует наплевать на договоренности с префектом Софронием. Ведь наверняка Целестина действует по его указке.
— Допустим, — задумчиво протянул Лупициан. — А что ты скажешь императору Валенту?
— Ничего, высокородный комит, — усмехнулся Пордака. — В конце концов, у нас с тобой слишком много забот, чтобы следить за блудницами. И если благородная Целестина сгинет где-то на дороге вместе с обозом, то в чем же здесь наша вина? Вряд ли в создавшейся ситуации префект Софроний пойдет искать правду к императору Валенту.
— Я дам тебе людей, Пордака, — кивнул Лупициан. — Куда ты собираешься переправить обоз?
— В загородную усадьбу Максима, которую он передал в твое распоряжение, комит.
— А что ты скажешь моим людям?
— Скажу, что благородная Целестина пыталась вывезти из города продовольствие, вопреки твоему прямому распоряжению, и тем самым обречь нас на голодную смерть.
— Разумно, — согласился комит. — И как мы поделим с тобой это «продовольствие», светлейший Пордака.
— Я свое место знаю, высокородный Лупициан, — улыбнулся нотарий. — Сорок процентов — мне, шестьдесят — тебе. И хорошо бы устроить в городе какую-нибудь заварушку с участием готов. Чтобы отбить у обывателей память об обозе. Был он или не был. Выезжал из города или не выезжал.
— Действуй, Пордака, — приказал Лупициан. — Пусть тебе сопутствует удача.