Золото Каддафи

Но и суданцам досталось по полной программе — понесенный урон они могли оценивать значительно точнее, хотя от этого было не легче. Двенадцать убитых, включая командира, почти десяток раненых, из которых по меньшей мере пятеро — тяжело. К тому же у спецназовцев подходили к концу боеприпасы…

Приказ отходить капитан Хусейн получил, когда штурмовое подразделение ливийцев, поддержанное навесным огнем танка, зенитных пушек и минометов, почти не встретив сопротивления, отбросило группу спецназовцев, которая вела бой возле входа в пересохшее речное русло.

Тогда же выяснилось, что еще одно подразделение на двух бронетранспортерах совершает обходной маневр, чтобы оказаться в тылу у суданцев, заблокировать их и перерезать пути к отступлению.

Поэтому решение, которое принял заместитель командира роты, было вполне обоснованным.

«Ну что же, — подумал капитан Али Мохаммед Хусейн, отсоединяя последний пустой магазин автомата. — На все воля Аллаха!»

Умирать ему, как и всем остальным, не хотелось…

//- * * * — //

Спрятаться в пустыне тяжело. На то она, собственно, и пустыня.

А вот затеряться в ней вполне возможно.

Потому что пустыня — это не только зыбучий песок и барханы, перегоняемые с места на место обжигающим ветром. Это камни и горные цепи, овраги, зеленые рощицы возле источников, солончаки и дороги, протоптанные за несколько веков многочисленными караванами.

К тому же пустыня Сахара огромна до бесконечности. Так что любой грузовик по сравнению с ней, с точки зрения математики, должен считаться пренебрежимо малой величиной. То есть фактом его существования вполне можно было бы пренебречь — если только сами вы не находитесь в этом чертовом грузовике и не катитесь неизвестно куда с полным кузовом драгоценных металлов…

— Значит, вы полагаете, что колонна обречена?

Вопрос сотрудника российского «торгового представительства» в Хартуме прозвучал по-арабски, почти без акцента. Головной платок, повязанный Оболенским так, как это принято в здешних краях, укрывал почти все его лицо, а темно-серые глаза надежно прятались за дешевыми солнцезащитными очками. В общем, с первого взгляда его вполне можно было принять за местного жителя — поэтому Оболенскому и досталось удобное место в кабине КамАЗа на пассажирском сиденье.

— Ей не дадут добраться до границы. Хотя в любом случае там их встретят военные патрули Чад.

Сидевший за рулем Сулейман сделал очередную затяжку и выпустил в воздух струю сладковатого дыма. Он вел машину без перерыва уже почти шесть часов и под утро едва не заснул от усталости. На все предложения Оболенского остановиться и передохнуть ливиец отвечал отказом — надо было как можно быстрее и дальше убраться из зоны возможного поиска.

— Сколько времени они для нас выиграли?

Колонна транспорта под прикрытием бронетехники покинула авиабазу прошлым вечером, когда еще только начинало темнеть. КамАЗ с охраняемым грузом в это время стоял в одном из ангаров, и ливийской контрразведкой было предпринято все возможное, чтобы никто не узнал, что он там находится. Примерно через час после того, как последний бронетранспортер ливийской армии оставил территорию базы, через ее ворота в кромешную темноту выехала одинокая грузовая автомашина с выключенными фарами. Метров через пятьсот почти слепой езды водитель КамАЗа переключился на ближний свет, и грузовик пошел в сторону, противоположную направлению, в котором двигалась военная колонна.

— Пока будет идти бой… — пожал плечами Сулейман. — Пока враги сообразят, что к чему, пока допросят пленных…

Он еще раз затянулся и выбросил окурок за окно:

— Не знаю. Наверное, до вечера никто нас искать не начнет. Но все равно надо поторопиться.

— На этом строился ваш план?

— Это был не мой план, — усмехнулся ливиец. — Но строился он именно на этом.

— Интересно, — спросил после паузы Оболенский, — а люди в колонне об этом догадываются?

— Я знаю коменданта гарнизона в Маатен-ас-Сарра уже много лет. Мы вместе служили когда-то… — Сулейман повернул руль, объезжая песчаный язык, перегородивший почти половину дороги. — Он отличный офицер. И очень неглупый человек. Конечно же, он все понял…

— А остальные?

— Военнослужащие просто обязаны выполнять приказ своего командира. Тем более что нет высшей доблести и почета, чем погибнуть в бою за своего лидера и за свою страну…

Отвечать на это было нечего, и Оболенский посмотрел на часы. Вот и утро уже наступило…

Однообразный пейзаж за окном дополняла какая-то серая дымка, растворявшая в себе солнечные лучи. Ярко выраженных теней нигде не было, все казалось размазанным, как на плохой фотографии.

— Верблюды, — показал Сулейман куда-то направо.

— Ага, — равнодушно кивнул Оболенский, с трудом разглядев вдалеке от дороги, у самого горизонта, сразу несколько крохотных силуэтов.

Уж чего-чего, а этих одногорбых губастых красавцев с ноздрями-щелочками и ресницами, которым могла бы позавидовать любая топ-модель, он за время работы в Судане насмотрелся предостаточно. Благо, их в стране числилось больше трех миллионов.

— Может быть, снова мираж?