Пока старик сообщал все это Георгу, последний вдруг заметил, что в черных, засыпанных снегом волосах одного из мужчин красовался какой-то диковинный головной убор. Он походил на свернутый в трубку кусок бумаги. В двух-трех словах Георг обратил на это внимание своего спутника. Едва старик увидел указанный сверток бумаги, как тотчас подъехал к индейцу и, прежде чем тот смог опомниться, без всякой церемонии сорвал головной убор с его головы и развернул бумагу.
Это был надорванный, размокший кусок бумаги, на котором можно было различить написанные карандашом, но уже едва заметные слова. От сырости многое почти совсем стерлось, но в измятых и порванных складках можно было разобрать некоторые слова. Георг тотчас узнал руку отца, а старый индеец на вопрос американца заявил, что этот «белый платок» был воткнут в телегу. Они его сняли и изумлялись, как легко от него можно было отрывать кусочки и, пожалуй, все бы изорвали, но одному из них очень понравилась диковинная материя и он взял ее себе для головного убора.
На листе можно было различить только следующие слова:
Все остальное было или оторвано или стерлось и совершенно невозможно было разобрать написанное; но все же этот кусочек бумаги вызвал радостное чувство в сердце мальчика. Родители его были живы. Они добровольно покинули лагерь, занесенный снегом, и воткнули бумагу в телегу, чтобы известить его, куда они направились, и теперь он имел надежду разыскать их. Однако где же? Конечно, знать он этого не мог, потому что злополучная порча бумаги лишила его возможности тотчас отправиться по их следам. Но все же они еще
Понятно, слушая его, старик покачивал головой. Мальчик не имел понятия об ужасных трудностях, предстоящих ему в таких поисках по необъятной стране. Однако старику не хотелось тотчас убивать надежду, возникшую в этом молодом сердце, ему жаль было отравить молодую радость, оживившую и поддержавшую мальчика.
Индейцы слагали с себя всякую ответственность относительно записки. За то, что они взяли себе все имущество, владельцев которого не оказалось на месте, никто не имел права быть ими недовольным. Белые поступили бы точно так же, а значение и важность бумаги им совершенно были неизвестны.
Куда же направиться теперь, спрашивал себя мысленно Георг, стоя в глубоком раздумье. Куда направиться, с чего начать, думалось ему в ту минуту, когда к нему подо-шел старый американец и, положив руку на плечо, дружески заговорил:
- Послушай-ка, парень! Тебе, быть может, покажется странным, что я сначала так неохотно соглашался тебе помочь и отправиться с тобою в путь, а теперь отношусь к твоему делу совершенно иначе. Дело, видишь ли, в том, что жизнь в горах мне уже надоела и мне хочется спуститься вниз, в поселения, причем мне, конечно, нужен товарищ или помощник. Если тебе это по сердцу, то пойдем рука об руку до тех пор, пока одному или другому из нас не наскучит наше сообщество; тогда стоит только заявить об этом - и каждый из нас пойдет своей дорогой. Если ты пока ничего лучшего не придумаешь, то я помогу тебе разыскивать твоих родителей, а относительно вознаграждения мы договоримся потом.
Георг с глубоким изумлением всматривался в старика. Вопреки суровому тону, с которым произнесены были эти слова, в самом предложении проглядывало так много сердечности, столько жалости к бедному, беспомощному мальчику, что Георг от волнения не в силах был что-либо отвечать на это. Он только порывисто схватил руку старика и сердечно, от всей души пожимал ее, что, конечно, стариком было понято как согласие на его предложение, и он воскликнул:
- Ну, прекрасно! Так будем же продолжать наше странствие. Там, наверху, в снегу, нам совершенно нечего делать. Слишком обильно и долго шел снег, так что мы никаких следов не найдем. Следовательно, самое лучшее, если мы посетим прежде всего ту индейскую деревушку, в которой ты был недавно. Если там ничего не узнаем о твоей семье, тогда возвратимся ко мне, возьмем из хижины все, что там осталось, или все, что нам может пригодиться, и тогда отправимся в другую долину. Я почти уверен, что они направились туда, так как большинство путешествующих в горах избирают этот путь. Если же мы нигде не встретим их на нашем пути, тогда мы будем их искать в Сан-Франциско. Ведь они же были намерены отправиться туда на розыски старика-дяди или дедушки, или кем он там им приходится? Да как его зовут? Ведь ты до сих пор не назвал его фамилии.
- Георг Гарди, - ответил мальчик, - в честь его меня назвали Георгом.
- Гм… так! - сказал старик, пытливо всматриваясь в него. - Следовательно, он в то же время твой крестный отец?
- Крестный отец?! - досадливо воскликнул мальчик. - Да нет же, Боже мой! Нет! Его уже тогда не было, он уехал и не давал о себе никаких известий и сам ничего не хотел знать о нас.