Золото Каралона

– Удостоверение ваше позвольте взглянуть? – прошу деликатно и вежливо.

А он меня коленом в пах. Круги перед глазами, дыхание перехватило.

– Хочешь пятнадцать суток схлопотать!

На улице темнота, а эти двое толкают, ведут непонятно куда. Вдруг машина высветила обыкновенного ухаря, который машет рукой – сюда, мол, сюда. Одного я оттолкнул, другого с ног сбил, побежал.

– Ты же отец такой здоровый?

– Против лому нет приему. Железякой сзади по голове достали. Всего выпотрошили. Даже унты сняли. Только чемодан мой обтрепанный с инструментом остался.

– Снова поедешь в артель?

– Нет. Теперь аллес капут. Новая жизнь… Почем нынче доска, Аня, ты не знаешь? Сделаю баньку, а там и пристройку к дому.

Аркадию не спится, он лежит на поскрипывающей раскладушке, выходит на кухню, отодвигает печную заслонку, курит. Подсаживается на кровать, отгороженную гардиной, получает тычёк в бок.

– Ишь выискался… Ложись, где постелено.

Бурчит в ответ обиженно: «Тоже мне принцесса».

Нижегородка. Цукан в охотку делает работу по дому подбить-поправить крыльцо, доску заменить. Обкапывает столбик у ворот, вгоняет туда кусок рельса, берет на проволочную скрутку. Мужики-железнодорожники подвезли красного кирпича. Цукан отдает им деньги и бутылку водки. Подзывает Ваню.

– Вот тебе три рубля. Хошь сам, хошь с приятелем, но чтоб кирпич сложил в штабель.

Зашла соседка. Знакомится. Внимательно смотрит и тут же, усмешки своей не скрывая:

– Из иностранцев, что ль?

Анна, слегка смутившись, укоряет:

– Что ты выдумываешь, Нина?

– Так ведь чудно. Ар-кадей и ко всему еще Цукан. Фамилия вроде немецкой, а сам на араба похож.

Соседка смеется и в смехе ее проглядывает что-то призывное, как у молодой кобылицы и одновременно бабское завистливое, что вот ведь сама замухрышка, а такого ладного мужика отхватила. Анна это улавливает и с несвойственной для нее грубоватостью выпроваживает соседку подобру-поздорову, укоряет едва слышно: «Приперлась. Шалава нижегородская…»

– Пап, а чего пацаны говорят, что твоя фамилия не Цукан, а Цукерман?

– Тупые они, как валенки. Книг не читают, только бы на гитарах бренчать. А фамилия наша русская. Предки староверы были, цокальщиками их дразнили… Ты мне с баней-то поможешь?

– Да мне к занятиям надо готовиться…

Анна смотрит с укоризной на Цукана.

– Он и так троечник. Без стипендии остался, а так и вовсе…

– На танцплощадке вечера проводить время есть! Портвешок, девочки…

– С чего ты взял?

– Анна, я не слепой. Сам видел в парке с патлатыми охламонами – пьют из горла. Червонец у меня попросил на брюки. А брюк так и нет…

– Да я это, самое…Я учебники купил.

Анна отводит глаза в сторону, ей понятно, что сын врет, как врал ей не раз.

– Ладно. Давай так. В субботу-воскресенье работаем – три рубля денщина. Согласен?

Ваня смотрит недоверчиво, складывает в уме трешницы.

– Я могу и после занятий. Мне гитару надо купить. Как у Гайсина…

В субботу с утра Ваня месит раствор, таскает кирпичи, Цукан сноровисто гонит кладку. Во время перекура Ваня разглядывает отцов инструмент: гибкий удобный мастерок из нержавейки, зубастую с широким полотном ножовку, ей Цукан легко перепиливает подтоварник, сооружая подмости. Молотки с ухватистыми буковыми ручками. В футляре лежит стеклорез с алмазом…

– Небось, дорого стоит?

– Да уж не дешево, – поясняет Аркадий. Стеклорез с футляром прячет в нагрудный карман. – Это я в Мирном на обогатительной фабрике разжился.

Говорит так, будто речь идет о покупке селедки. Тут же прикрикивает:

– Давай, не сачкуй, веселее перемешивай раствор!

Ваня и без того мокрый от пота. Только присел.

– Команды перекуривать не было.

Собирает битый кирпич, обрезки досок, сгребает мусор, Цукан возится с обрешеткой на крыше. Иван тяготится этой уборкой, но возразить отцу боится. Скидав все, садится передохнуть. Когда отец окликает, вскидывается, хватает снова совковую лопату.

– Всё, сын! Пошабашили. Вот твои честно заработанные деньги. На гитару-то хватит? Или добавить?.. Ниче, мы еще с тобой поработаем. Вот и будет мое воспитание.

Когда он так говорит, посматривая на сына, то глаза его светлеют, а вместе с ними лик его жесткий, горбоносый заметно смягчается. Цукан огребает сына правой рукой, встряхивает от полноты чувств. Он не замечает, что сын кривится, пытается отстраниться и не слушает рассказ о старательской артели, золотоносных песках, Якутии. Он торопится к нижегородским приятелям, идет по дороге и бормочет песню группы Битлз”, перевирая английские слова и мотив. Нижегородские парни встречают его появление радостными воплями.

– Ванька, ништяк! Зашибись, седня заполотновских мочить будем…

Аркадий Цукан в кабинете директора кондитерской фабрики Таранова. Инженер – молодой парень, кладет на стол подписанные наряды.

– Я всё проверил. Замечаний нет.

Не может сдержаться, говорит восхищенно.

– Впервые такое вижу. Кладка супер! Разуклонка на полах в идеале…

– Хорошо, Володя. Иди, занимайся…

Таранов достает из шкафчика коньяк, стаканы, подсаживается ближе к Цукану. Наливает в фужеры.

– Будем здоровы!.. Колбаску бери. Может, всё же останешься?