Золото Каралона

Станцию Алексеевская, названную в честь цесаревича, переименовали в город – Свободный, словно в насмешку над человеческим естеством. Свободный стал центром работорговли, сюда еженедельно прибывали эшелоны осужденных: крестьяне, казаки, остатки «быших», в том числе уголовники разных мастей. Огромный в виде сборного лагерного пункта, пересыльной тюрьмы, полудюжины лагерей, управлений Бамлага, откуда растекались колонны голодных рабов по отделениям, вдоль строящейся железной дороги на Якутск, Тайшет, Комсомольск на Амуре.

– Восемь отделений и в каждом десятки лагпунктов, лагерных командировок больших и малых, и разного назначения. Еще подсобное хозяйство в каждом районе. Как ты найдешь жену? Чуть сунешься с вопросами, самого повяжут…

Инженер-проектировщик смотрел укоризненно на Алонина. Они сидели в убогой грязной закусочной в старой части города, прозванной Суражевкой. Выпивали. Закусывали водку квашеной капустой и вяленой рыбой.

– Но я обязан найти!

– В управлении есть учетно-распределительный отдел, там огромная картотека. Там отдельный вход, пропуска. Я знаком с одной из служащих. Но мне нужен серьезный предлог, чтобы познакомиться ближе. Подарки…

Алонин выложил триста рублей.

– Деньги будут. Важен результат.

Каким-то звериным чутьем Алонин выделил инженера Никишова из общей цепочки служащих управления Бамлага, разбегавшихся после работы. Познакомились. Этот пятидесятилетний специалист окончил московский политехнический в 1912 году, успешно работал в Министерстве путей сообщения, пока не арестовали по доносу за сокрытие дворянского происхождения. Вслед за ним приехала в Свободный жена. В полуподвальной съемной комнатке, она серьезно простыла, тяжело заболела. Он не скрывал, что боится, не желает лишних неприятностей, потому что опасно…

– Ты меня опасаешься?

– И тебя тоже. Но если я не отправлю жену на лечение в Кисловодск – ей здесь конец. Нужно восемьсот рублей.

Никишов сдержал свое слово. Через неделю он принес выписку из учетной карточки Алониной Дороти Яковлевны 1899 года рождения, осужденной по ст. 58-10, на 15 лет. Распределена 23 марта 1935 в распоряжение 11 отделения Бамлага в поселок Тындинский Рухловского района.

Алонина теперь не пугала дальняя дорога, глухой поселок Тындинский на старом Ларинском тракте, неизведанность. Он, почему-то, был уверен, что Дора жива. Нужны только деньги. Никишов подсказал, что можно действовать через «кума», за досрочный выход на поселение лагерное начальство устанавливает таксу червонцами или золотым песком от фунта и более. Рубли у них не в ходу.

Они в той же закусочной, долго мусолили очередную бутылку водки, вспоминая студенческие годы в старой Москве. «Когда я мог…» Никишов чуть не расплакался от этих воспоминаний. Бодрые пирушки с шампанским, извозчики, забавные дамочки, каток с духовым оркестром, пирожные в кондитерской Штерна – все это походило здесь, на фоне длинной череды бараков, пакгаузов, разбитых грунтовых дорог, на сказочный мир.

– Я вам достану два бланка командировочных удостоверений с угловым штампом отдела изысканий. А подписи, думаю, сумеете сами… При вашей-то хватке.

– Но у меня почти закончились деньги.

– Это я дружески, Алексей Миронович. Лишь бы!..

– Ну, что вы, даже под пыткой.

«Эх, не знаете, дорогой друг, как они умеют выбивать признания», – хотел было сказать Никишов. Но не стал поминать всуе дьявола. Отглотнул водки из стакана, скривился.

–– Можно я заберу остатки? – кивнул на бутылку. – К жене забегу. А потом еще в комендатуру успею отметиться.

Алонин хотел ехать в лагерь под видом изыскателей, но Ипатий отговорил. Он месяц отработал на лесопилке, заработал пятьсот пятьдесят рублей, а это только на проезд, прожитье.

– Январь на носу. Без золота в Тынде делать нечего.

Алонин кивал, соглашался, а душа не на месте. Здесь в Свободном он насмотрелся на осужденных расконвоированных женщин. Идет мимо в кукуле из обносков, когда не понять двадцать ей или сорок. И взгляд из под платка или тряпки, намотанной на голову, такой, что чувствуешь себя виноватым, только из-за того, что ты – здоровый сытый мужчина не можешь ничем им помочь.

– Шестнадцать лет ждал, потерпи еще немного, чтоб дров не наломать. Золото по весне добудем, тогда мы короли…

В Нерчинске по городу шли порознь, страхуя друг друга. И не напрасно. На улице Рудной Алонин решил зайти в магазин, но путь преградил милиционер. Потребовал документы. Долго разглядывал, шевеля губами, читая по слогам…

– Это не тот ли Мирон Алонин, что приисками владел на Лене?

– Нет. Не тот.

– А давай-ка пройдем… – Взял за рукав полушубка, внимательно вглядываясь в лицо.

И пошел Алонин, словно привязанный, отвыкший от такого обращения, соображая, как быть, если начнут крутить-вертеть… Едва свернули в переулок, рухнул служивый от удара по голове. Ипатий подхватил обмякшее тело, выдернул из кобуры пистолет, оглянулся по сторонам, легко приподнял милиционера вместе с амуницией и валенками, кинул через забор в снег: «Семь бед – один ответ. Пошли скоренько, Мироныч. Сидеть тебе на заимке безвылазно…»