Золото Хравна

— Мне нравилось играть с тобой. Мне и прежде всегда хотелось, чтобы у меня была маленькая сестра. Такая, как ты.

— И ты вырезал мне Кирстен — куклу, у которой двигались руки и ноги.

— Ты помнишь!

— Еще бы! Кирстен, как ее забыть? Она и сейчас сидит у меня на сундуке. Я тогда сшила ей платье и вышила его сама по подолу. Очень неуклюжая там вышивка, я тогда совсем плохо умела… Ты сделал для Кирстен кроватку, стол и стул. А я слепила из глины настоящие горшки и миски. Стурла обжег их в печи, и в них даже можно было варить кашу!

С наступлением ночи Агнед отвела Вильгельмину к себе в верхнюю горницу, а Торлейв отправился в чулан под лестницей, в котором всегда ночевал, когда оставался в «Красном Лосе».

Утро на святого Никуласа выдалось ясным и солнечным. После ранней службы в церкви Агнед вышла проводить Торлейва с Вильгельминой. Покуда они привязывали лыжи, она смотрела на дорогу из-под руки.

— Случилось опять что-то! — озабоченно произнесла она.

Торлейв проследил ее взгляд.

По дороге быстро приближались двое лыжников. Оба отчаянно махали им руками.

— Это Рыжий Гудрик, — сказал Торлейв.

— Вижу! — отозвалась Агнед. — А следом за ним — Бьярни, сын Грима. И вид у обоих такой, точно их водой окатили.

Гудрик, ровесник Торлейва, когда-то ходил вместе с ним в приходскую школу и вынес оттуда целых два прозвища: Рыжий и Того. Из-под его короткого тулупа виднелся подол грязно-желтого кьёртла и длинные полосатые паголенки, шапка сбилась на затылок, открывая наморщенный лоб и взъерошенные рыжие вихры.

За Гудриком следовал Бьярни, сын Грима, челядинец барона Ботольва, — высокий и плотный, с длинными волосами, собранными в жидкий хвост на затылке. На нем был кафтан зеленого сукна и высокие сапоги из оленьей кожи, обмотанные вокруг голенищ крученой кожаной тесьмою. Отекшее лицо его выглядело еще более помятым и бледным, чем обычно.

Увидав Бьярни, Торлейв распрямил спину и сунул большие пальцы рук за пояс. В свое время, перед самой смертью Хольгера, Бьярни отсудил у них часть леса и выгон. Отец тогда очень переживал из-за этой тяжбы, и Вендолин считала, что она ускорила его конец.

— Здорово, Лось! Здравствуйте, тетушка Агнед! — закричал Гудрик еще издали. — Слыхали, что произошло ночью? Мы идем к Маркусу Сюсломану, чтобы он объявил о созыве нового тинга!

— Я ж говорю, что-то да не так! — всплеснула руками Агнед.

— Привет, Гудрик! — сказал Торлейв. — День добрый и вам, хёвдинг Бьярни. Что-то вновь стряслось в нашем хераде?

— Опять волки! — глухо проговорил Бьярни.

Агнед ахнула.

Рыжие брови Гудрика свелись к переносице.

— Неужто вы… того… не знаете?

— Что ж удивляться, — буркнул Бьярни. — Кроме нас с тобой никто в поселке еще не знает.

— Да говорите же! — вскричала Агнед. — Что случилось?!

— А то, — Гудрик шмыгнул носом. — То, что этой ночью волки… того… задрали старика Клюппа! Я сам видел, своими глазами! Мы все видели, и Бьярни вон, и Одд Законник! Ей-богу! — он сорвал с головы войлочную шапку и бросил ее на снег. Его волосы были мокры от пота, лицо раскраснелось от волнения и быстрого бега. — Прямо на его собственном дворе! — добавил он и наклонился поднять шапку. — Одд Законник говорит: видать, старый Клюпп… того… вышел ночью по нужде — и на тебе! Они на него и напали! Лужа крови вокруг него вмерзла в лед. Пришлось греть воду и отливать старика, чтоб оторвать ото льда.

Он покосился на Вильгельмину, не сводившую с него широко распахнутых глаз.

— Господи, помилуй! — Агнед торопливо перекрестилась. Маленькая обветренная, с крепкими красноватыми пальцами рука ее так и осталась лежать на высокой груди. — Как же так? Он ведь вчера у меня пиво пил!

— Ну вот, а я что говорю! — воскликнул Гудрик. — А теперь с разодранной глоткой лежит у себя в сарае на рогоже!

— Так и есть, — кивнул Бьярни. — Одд пошел звать людей, чтобы помогли забрать тело, а мы — искать сюсломана.

— Царствие Небесное! — тихо проговорил Торлейв и тоже осенил себя крестом.

— Бедный старик! — Агнед смахнула навернувшиеся на глаза слезы. — Он ведь нравом был незлобив, никому ничего плохого… Выпить любил, ну так что с того! Кто ж теперь позаботится о теле его и о душе? Жил один, семьи не было, к богатому двору не прибился — кому он теперь нужен? Дохода тоже никакого, а с пьянства, как известно, один убыток. Кто займется похоронами?

— Клюпп как-то говорил, что у него тут есть какие-то дальние родичи, — сказал Торлейв. — Правда, они при жизни его не слишком привечали.

— Ну и что? — сказала Агнед. — Так часто бывает. При жизни не привечали, а по смерти уважат! Расскажите, как делото было? Как нашли старика?

— Того… спускались мы с холма, — начал Гудрик и икнул. — Одд веселился, горланил песню во всю глотку. Подошли к воротам — они… того… не заперты. Калитка так вот болтается туда-сюда. — Он поводил рукой, показывая, как болталась калитка. — Мы… того… вошли. Стали Клюппа звать. Сказать по правде, такой страх вдруг меня взял. Бьярни кричит: «Клюпп! Клюпп, ты где? Выйди на двор!» А кругом… того… тишина. Только снег падает да ветер качает верхушки. И так они громко скрипят — тоска берет…