Золото Хравна

Торлейв снял лыжи и одной из них сгреб снег. Показалась мерзлая трава дерновой крыши, потом дымовая отдушина. Повозившись с заслонкой, Торлейв отодвинул ее, сел на крышу и свесил ноги внутрь хижины.

— Видишь, скрытый народец не хватает меня за пятки! — рассмеялся он, спрыгнул вниз и исчез.

— Иди сюда! — крикнул он изнутри.

Вильгельмина подала Торлейву вещи, а потом и сама соскользнула внутрь. В полной темноте руки Торлейва подхватили ее. Он держал ее точно ребенка, прижимая к своей холодной куртке.

— Опусти меня, Торве, — сказала она. — Тебе нельзя поднимать тяжелое, Йорейд запретила.

— Ну разве ты тяжелая, — возразил он, но поставил ее на пол.

— Может, я правда хюльдра и у меня внутри пустота? — улыбнулась Вильгельмина.

— Нет, — сказал Торлейв. — Я только что слышал, как бьется твое сердце.

Почему-то эти слова смутили ее.

— Давай скорей разожжем огонь, — попросила она. — Здесь темно хоть глаз выколи. И еще холоднее, чем снаружи.

Торлейв достал кресало и залитую воском коробочку с трутом. В очаге, сложенном посреди хижины, были приготовлены береста, пучки сухого вереска, хворост. Огонь быстро взбежал по ним, осветив дерновые лавки, каменные стены, небольшое хозяйство — несколько горшков, котел, сковородку для лепешек, перевернутую корзину в углу, березовые поленья горкой. Вильгельмина села поближе к очагу, протянула к нему мокрые покрасневшие руки.

— Как хорошо! — вздохнула она.

Огонь разгорался все ярче, озаряя и накаляя камни. Торлейв раскрыл короб и котомку, достал еду, что дала им Йорейд: свежий хлеб и ячменные лепешки, вяленую треску, небольшой мех с брусничным вином, мед, немного твердого сыра, сушеные сливы и яблоки. Выглянув наружу, он набрал снегу в котел и поставил его на огонь. Покуда вода не закипела, Вильгельмина грызла сухие яблоки, и они казались ей необыкновенно вкусными.

Торлейв разбавил вино горячей водою и подал ей в деревянной кружке.

— Согрелась? — спросил он.

Она кивнула.

Сквозь дымовую отдушину в дом иногда залетали порывы ветра и снега, снося в сторону дым, — но он выправлялся и вновь улетал вверх, к снежному небу. Было слышно, как воет ветер снаружи, как с шуршаньем проносится по крыше снег. Брусничное вино пахло мхом, хвоей — так пахнет на поляне летом, когда солнце высушивает поросшие цветами и ягодами болотные кочки, так пахнут руки после собранного ведерка ягод.

«С Торлейвом все похоже на игру, — подумала Вильгельмина. — Как бы ни было страшно, что бы ни ждало впереди. Просто всегда хорошо с ним вдвоем».

— Помнишь ту зиму, когда мы заблудились в Дальнем бору за Свалами? — спросил Торлейв, отхлебнув большой глоток вина.

— Мы нашли пещеру в скалах, — кивнула Вильгельмина. — И ты развел в ней огромный костер. Но у нас не было с собой столько еды, как сейчас. Мы говорили, что «Морского Дракона» прибило бурей к незнакомому берегу. Ты всю ночь рассказывал мне какие-то сказки. Очень страшные!

— Тебя было так забавно пугать. Ты раскрывала глаза так широко, что иногда мне казалось, я вот-вот в них провалюсь.

— Неправда!

— Правда, — рассмеялся он, откинувшись спиной к земляной скамье. Он сидел, вытянув длинные ноги к огню, и держал кружку с горячим вином в ладонях, как держат птенца в горсти. Пламя озаряло его смуглое худое лицо, впалые щеки, поросшие за три дня темной щетиной, большой прямой с горбинкой нос, расправившиеся брови. Серые глаза его улыбались ей.

— Стурла так бранил нас утром, когда мы пришли, — сказала Вильгельмина.

— Он был прав.

— Но мы же не нарочно заблудились!

— Я был уж не мал, мог бы и думать, что делаю. Знаешь, теперь я уже не заблудился бы в Дальнем бору. Я знаю это место как свои пять пальцев.

«С Торлейвом все похоже на игру, — подумала Вильгельмина. — Как бы ни было страшно, что бы ни ждало впереди. Просто всегда хорошо с ним вдвоем».

— Хорошо мальчишкам, — вздохнула Вильгельмина. — Вам всё можно, вы везде ходите. А я должна сидеть на хуторе, и мне одной никуда нельзя.

— Мне кажется, ты не очень сидела на хуторе в то время, да и сейчас не сидишь, — рассмеялся Торлейв.

— Это только потому, что меня оттуда выгнали.

— Боже мой, Мина, — сказал Торлейв, глядя в ее глаза, — ты даже представить себе не можешь, какая ты смешная!

Она пожала тонкими плечами:

— Это хорошо или плохо?

— Мне — хорошо.

— Почему?

— Мне всегда с тобой хорошо.

— Это моя мысль, — проворчала Вильгельмина. — Где ты ее взял?

Торлейв улыбнулся.

— Она летает здесь в воздухе. — Он сделал вид, будто схватил что-то рукою, и Вильгельмина засмеялась.

Кружки опустели, огонь угасал, надо было подбросить в него березовых поленьев. Торлейв поднялся со вздохом.

— Пора спать, — сказал он. — Мы должны отдохнуть.

— Мне надо тебя перевязать, — напомнила Вильгельмина и зевнула.

— Можно завтра?

— Нет уж! — заспорила Вильгельмина. — Я обещала Иорейд. К тому же мы шли весь день, повязка наверняка сбилась.

Она достала рожок со снадобьем и сломала восковую печать. Когда Торлейв стягивал рубашку, та затрещала подмышками.