Золото короля

Но телом Христовым клянусь, мы все, хоть не из другого полушария плыли, тоже намыкались предостаточно, а я – больше всех, ибо впервые оказался в студеных северных морях. Флотилия наша, насчитывавшая шестнадцать вымпелов – семь галеонов, сколько-то «купцов», а остальные – баскские и фламандские корсары, – прорвав у Дюнкерка блокаду голландцев и взяв курс на север, как снег на голову свалилась на голландских же рыбаков, ловивших свою селедку, пустила их ко дну, а потом обогнула Шотландию с Ирландией и двинулась по океану на юг. «Купцы» и один галеон разошлись соответственно в Виго и в Лисабон, прочие же продолжали путь в Кадис. Что касается корсаров, то они остались рыскать вдоль британских берегов, на совесть исполняя свои обязанности, заключавшиеся в том, чтобы грабить, топить, жечь корабли под неприятельским флагом и всячески, одним словом, безобразничать на морских коммуникациях противника, который в точности таким же образом гадил нам у Антильских островов и везде где только мог. Короче говоря, не рой другому яму и всякое такое.

Тогда-то довелось и мне впервые принять участие в морском сражении: когда прошли проливом между Шотландией и Шетландскими островами, то в нескольких милях к востоку от одного острова, называвшегося Фула или что-то в этом роде, черного и негостеприимного, как, впрочем, и все тамошние края, что ежатся под серым небом, наткнулись мы на целую флотилию рыбачьих шхун, вышедших на промысел под присмотром и доглядом четырех боевых кораблей, из коих один оказался крупным трехмачтовиком – не то корвет, не то бриг. Наши «купцы», отойдя в сторонку, легли в дрейф, корсары из Басконии и Фландрии с акульим проворством ринулись на рыбаков, флагман же наш, носящий имя «Вирхен де Асоге», атаковал их эскорт. Еретики, по своему обыкновению, намеревались, не сближаясь, издали садить по нам из сорокафунтовых пушек и кулеврин, уповая на меткость и проворство своих отлично обученных артиллеристов, благо англичане и голландцы знали морское дело не в пример лучше испанцев и всегда превосходили нас – что доказывает история с Непобедимой армадой, – ибо их государи и властители заботились о своих моряках и хорошо им платили, тогда как необъятная империя Испании, чье благополучие напрямую зависело от безопасности морских границ, сей предмет оставляла в небрежении, привыкнув полагаться более на пехотинца, нежели на морехода. Так уж повелось, что в нашей чванной отчизне, где даже портовые девки кичатся знатностью рода: какую ни возьми – не Гусман, так Мендоса, – дворяне гнушались служить на флоте, считая это ниже своего достоинства. Удивляться ли, что у неприятеля были меткие комендоры, вышколенные марсовые, опытные капитаны; испанский же флот, не обделенный хорошими адмиралами и толковыми штурманами, являл собою не более чем все ту же отважную пехоту, посаженную на корабли – пусть и превосходные. Впрочем, в те времена мы все еще грозны были для врагов в рукопашной схватке, и потому англичане и голландцы неизменно применяли одну и ту же тактику: старались, не подпуская нас близко, крушить наши палубы и мачты артиллерийским огнем, увечившим и убивавшим наших матросов, с тем чтобы понудить нас в конце концов к сдаче. Мы же, напротив, тщились подойти вплотную, взять неприятельский корабль на абордаж, дабы испанская пехота со столь свойственной ей свирепой отвагой могла показать, чего она стоит.

Именно так разворачивался бой у острова Фула: мы стремились сократить дистанцию, противник же, как водится, частым огнем намерению нашему препятствовал. И носивший имя Пресвятой Девы Асогенской флагман, хоть вражеские ядра сильно повредили ему оснастку, а палуба вся осклизла от крови, сумел-таки врезаться в середину строя, оказавшись так близко от голландского корвета, что кливером своим подметал тому шкафут. Перебросили абордажные крючья, и испанцы горохом посыпались на палубу, паля из мушкетов, размахивая топорами. И вскоре, никому не давая спуску, добрались уже до шканцев, покуда мы, зайдя на «Иисус Назарей» с подветренной стороны, били из аркебуз по остальным неприятельским кораблям. Одно скажу: больше всего повезло тем голландцам, кто кинулся за борт, предпочтя захлебнуться студеной водой, нежели горячей кровью из собственной перерезанной глотки. Таким вот манером два корабля мы захватили, третий потопили, а четвертый повредили столь сильно, что он едва ушел. Вскоре подоспели от Дюнкерка фламандские каперы и, не желая оставаться в стороне от всей этой пахоты, косьбы и молотьбы, распотрошили и сожгли в полное свое удовольствие двадцать две рыбачьи шхуны, которые не то чтобы лавировали, а растерянно шарахались из стороны в сторону, как все равно куры – от забравшейся в птичник лисы. И под вечер – а вечер в этих широтах наступает, когда у нас в Испании еще белый день, – мы продолжили путь курсом на юго-запад, оставив на заволоченном дымом горизонте горящие обломки вражьих кораблей. Безрадостный вышел пейзаж.