Золото Ларвезы (СИ)

Дядюшка не очень-то давал высказаться, то и дело осаживал: «Только факты, Глодия». Хотя порой его и мелочи интересовали – например, заставил во всех подробностях описать ту тетку, которая сплавила ее забесплатно эгедрийским покупателям: и как выглядела, и что говорила, и во что была одета, и как на нее реагировали окружающие… Не позволил ругаться в адрес этой дурынды, мол-де хуже себе сделаешь, но объяснять ничего не стал. Про Мейлат сказал, чтобы привезла ее с собой, да обмолвился, что до сих пор никому еще не удавалось выкрасть человека из Эгедры. Глодия взяла это на заметку – стало быть, она первая, славное начало послужного списка!

Потом начал расспрашивать о Дирвене, и она без утайки все выложила. Засранец не делился с ней своими планами, а куда он теперь подался, одни крухутаки знают.

Напоследок дядюшка велел ей составить список амулетов, которые есть у Дирвена, и отдать Чабрелдону. Сказал, что их с Мейлат первым же поездом отправят в Аленду, и по прибытии она должна будет написать подробный отчет о своих приключениях.

«В дороге изучи Устав амулетчиков Светлейшей Ложи – ты теперь на службе, тебе полагается знать его и соблюдать».

«Дядюшка Суно, а с которого дня я на службе?»

«Гм… Либо с сегодняшнего, либо с того дня, когда ты прибыла в Эгедру – это будет зависеть от информативной ценности твоего отчета».

«Да уж я постараюсь, дядюшка, не отчет будет, а чистое золото!»

«Надеюсь, Глодия».

После купальни, в простеньком чистом платье, она вместе с Мейлат в сопровождении служанки отправилась в трапезную, и навстречу снова попался Сиврет.

– Ты в следующий раз думай, прежде чем гавкнуть, – негромко бросила Глодия. – А то, может, на свое будущее начальство хавальник разеваешь.

Тот угрюмо промолчал. Все-таки последнее слово осталось за ней.

Если бы Эдмар у себя над воротами приколотил вывеску «ЗДЕСЬ ЖИВЁТ ЗЛОЖИТЕЛЬ», он и то не добился бы большего эффекта.

Возле ворот маялось трое… нет, даже четверо несчастных. Еще один читал книжку в коляске с откинутым верхом – этот, в отличие от остальных, выглядел вполне довольным, но тоже чего-то дожидался.

Когда подъехал экипаж Зинты, все они встрепенулись, как попрошайки, завидевшие прохожего.

– Я сойду и узнаю, в чем дело, – решительно заявила лекарка своему охраннику.

– А я доложу, – отозвался амулетчик, озадаченно глядя на эту картину.

Зинта с помощью возницы выбралась на тротуар. Тот, что был богаче всех одет и стоял на коленях в уличной пыли, так и пополз к ней, потеряв по дороге лакированную туфлю:

– Госпожа, прошу вас, выслушайте меня! Умоляю о крупице милосердия, замолвите за меня словечко перед господином Тейзургом!

Двое других тоже подтянулись поближе. У одного глаза покраснели и припухли, на щеках блестели дорожки слез. У другого, который был бледнее, чем увядающая роза в петлице его жилета, сердце билось неритмично, с паузами. А третий, наоборот, попятился, глядя на Зинту, как на воплощенный кошмар, вжался спиной в ограду.

– Прошу вас, передайте господину Тейзургу мою покорнейшую мольбу, пусть он меня хотя бы выслушает!

– Госпожа, замолвите за меня словечко! Я не заслужил такой жестокости!

– Я готов на вечное рабство, если он снизойдет к моей просьбе…

– Неужели мне совсем не на что рассчитывать? Передайте ему, что я готов на все! Так и скажите, на все!

– Молю об одном-единственном снисхождении! Я повешусь у него на ограде, если он снизойдет и поставит такое условие, добровольно сведу счеты с жизнью…

– Неужели он совсем лишен сострадания, если вверг меня в такие муки и отнял всякую надежду?!

Зинта, оглядев их, сердито поинтересовалась:

– Вы, что ли, из тех, кто бесчинствовал и притеснял горожан, когда заправлял Дирвен?

Но страдальцы хором запротестовали: они и сами натерпелись от этих бандитов, чудом уцелели, а тот, что с розой, и вовсе приехал из Гламона, а другой пережил смуту в своем загородном поместье в сорока шабах от Аленды.

– Тогда я не понимаю, что происходит?

– Вы только скажите ему, что я готов переписать на него все свое состояние! – глядя на нее снизу вверх, выкрикнул с обреченным надрывом коленопреклоненный. – Я не шучу, прямо сегодня перепишу! Все документы готовы, со мной нотариус!.. – он ткнул пальцем в сторону коляски, где сидел с книжкой довольный жизнью румяный господин.

– А я готов наутро у него на ограде повеситься, пусть он только снизойдет к моей мольбе! – подхватил приезжий из Гламона.

– Вы лучше отправляйтесь к себе в гостиницу и примите сердечные капли, – посоветовала ему Зинта.