Золото Ларвезы

– Твоего мужа обезглавили? – участливо спросила Мейлат.

– Да если бы! Вроде башка на месте, но ее все равно что нет. Жопой он думает, а не башкой.

– Так он же человек, люди не бывают умными.

– За всех-то не говори, – буркнула Глодия.

Стояла духота, и шарф размотать не смей – потому что неприлично, но ближе к вечеру она почувствовала себя сносно.

– Я бы побоялась жить в городе, – добавила Мейлат тихо. – Здесь мы под защитой наших покровителей, стены Владений пропитаны их магией, а городским придется плохо, если на нас нападут. Я тебе уже говорила про Лорму, она давно хочет захватить Эгедру. Недавно она опять объявилась. Говорят, у нее теперь есть консорт из людей – такой сильный амулетчик, что он сможет в одиночку завоевать целый город. По слухам, он причинил много бедствий и разрушений в диких землях, а теперь он здесь, и Лорма собирается послать его против нас.

Она и впрямь боялась – ежилась, будто ее знобило, губы нервно кривились.

– Ты чего?

– Если они нападут, нашей мирной жизни конец.

Да у вас тут такая мирная жизнь, что никакой войны не надо, фыркнула про себя Глодия.

В этот раз ее не повели в башню, дали передохнуть, зато на следующий вечер за ней пришли. Снова упадок сил и на душе гнусно. Вурваны ее даже не презирали – разве можно презирать тефтелю или пирожное? Они попросту употребляли ее в пищу, а то, что она при этом живая, шевелится, что-то говорит, не имело значения.

Наутро лежала пластом. Приподнимешь голову – и комната с бедновато-претенциозным провинциальным убранством поедет каруселью. Мейлат принесла лечебное зелье.

– А ты податься в другие края никогда не думала? – закинула удочку Глодия.

– Какие – другие? – русоволосая девушка в опрятном синем халатике и плотно намотанном неброском шарфе с заправленными в ворот концами удивленно улыбнулась.

– В дальние, которые на севере. Хотя бы туда, где ты родилась.

– Ты что, это же дикие земли! Там люди предоставлены сами себе, никому не нужны, не знают, что такое забота и защита… Мне было бы страшно так жить. И там ходят с голыми шеями, а это же такой стыд! Даже говорить об этом стыдно. Люди там не понимают своего места в пищевой цепочке и делают что хотят, вместо того чтобы выполнять свое предназначение. Не хотела бы я туда попасть.

Эх, жалко, что в бега ее не сманишь. Путешествовать в компании всяко было бы веселее, да и безопасней: ночью одна спит, другая сторожит. Но эту даже уговаривать бесполезно.

– В Эгедре тоже всякое бывает. Нас когда привезли сюда на продажу, двое вурванов забрались в комнату, где нас заперли, и одному парню шею погрызли. Я даже не знаю, жив он остался или нет. Как он хрипел – у меня аж мурашки по коже.

– Он умер, я слышала об этой истории. Только он наверняка был сам виноват. Если бы вел себя по-другому, на него бы не напали.

– Да как он мог быть виноват, если спал в гамаке, никого не трогал, а эти залезли туда, где мы ночевали, и давай ему глотку рвать?

– Если вурваны набросились на человека, этот человек всегда сам виноват, – убежденно возразила Мейлат. – Может быть, он палец поранил, и выступила капля крови, а они почуяли… Люди должны закрывать шеи и хорошенько бинтовать все порезы, чтобы не вышло беды. А вурванам всегда хочется крови, и судить их за это нельзя – такова их природа, это же вурваны.

«Эк вам тут головы задурили… – наученная опытом, Глодия ничего не сказала вслух. – И мне уж повезло так повезло: мало того, что выдали замуж за дурака, так теперь еще и попала в страну дураков!»

Золотая маска с алмазами и рубинами изображала прекрасное лицо, а в прорезях – блеклые глаза старой мумии, кровожадной, многоопытной, алчной до чужой боли. Как он раньше этого не замечал?.. Но он же думал, что Лорма его любит, и наверняка ему Рогатая голову морочила, чтобы он потом прозрел и сполна хлебнул горечи от нового предательства.

Хотя даже это ерунда по сравнению с предательством Наипервейшей Сволочи. Гад притворялся сломленным, будто бы он целиком во власти Дирвена, а сам тянул из него жизненную силу, чтоб открыть Врата Хаоса и красиво уйти со своим сволочным котом под мышкой. И никакого больше поимелова… Хотелось выть, ругаться, кататься по полу, биться головой о стенку, пинать все что подвернется, но ничего этого Дирвен не мог, потому что первые два дня лежал пластом и мало-помалу приходил в себя с помощью лечебных амулетов. Рабы выносили за ним горшки, кормили с ложки мясным бульоном, поили молоком из глиняной кружки-птицы работы келтари, с носиком в виде клюва. Туда-сюда по комнате – кружится голова. Он и до Рофа не смог бы добраться самостоятельно, его с шутовскими ужимками принесли в ветхом паланкине амуши: последние силы ушли на «Прыжок хамелеона» из опустевшей пещеры.

– Он выжрал тебя почти до дна, – холодно заметила Лорма, когда пришла его навестить. – Я вовремя вмешалась, еще чуть-чуть – и ты бы канул в серые пределы. За свое спасение ты должен мне Эгедру.

– Будет тебе Эгедра. Когда поправлюсь.

– Надеюсь на это, мой консорт, – отозвалась она с предупреждающей ноткой.