– Иногда мне жить не хочется, – произнес за соседним столиком знакомый жалобный голос. – Посмотрюсь в зеркало, и кажется, что я или слишком толстая, или слишком худая… Как ты думаешь?
– А по-моему, ты в самый раз, – сонно возразил другой голос, тоже знакомый.
Грено Гричелдон этой ночью отдавал силу на «невод», ему бы сейчас домой и в постель, пока на репетицию не затащили. Впрочем, усмехнулся про себя Суно, как раз его-то не затащат: побоятся, что «сглазит» мероприятие. Свою лепту он уже внес, но усугубить никогда не поздно.
– И еще вспоминаю, как меня тогда эти схватили, – убито продолжила Флаченда. – Если бы не Хеледика… И ужасно думать о том, что вдруг где-нибудь на свете вот именно сейчас что-нибудь такое же происходит…
– На свете много чего происходит, – возразил молодой маг. – И плохого, и хорошего. Почем знаешь, вдруг кто-то где-то вот именно сейчас вышел на развилку, пока мы с тобой пьем чай? И если у него хватит твердости дойти до конца, что-то в мире для всех переменится к лучшему…
– Грено!..
– Дурной Глаз, ты опять?!..
– Грено, следи за языком!..
– Грено ничего плохого не сказал! – рявкнул Орвехт, перекрывая раздавшиеся с разных сторон возгласы. – Надлежало бы, коллеги, сначала прислушаться, о чем идет речь!
Осознавшие свою ошибку коллеги начали оправдываться, что они-де после бессонной ночи, и это же Дурной Глаз, он уже брякнул не то насчет тортика для Верховного Мага, от него только и жди неприятностей… Гричелдон и бобовая ведьма поскорее сбежали из чайной. Заступившийся за них Суно, покончив с запеченными в тесте колбасками, тоже отправился домой: вздремнуть два-три часа, а потом снова за работу, и вечером непременно заглянуть к Зинте в лечебницу.
Следить за временем можно по солнечным лучам, проникающим в этот каменный мешок через расщелины наверху, но их преломляют и дробят сиянские зеркала, искажая картину. Вроде бы около полудня. Дирвен ушел, пообещав напоследок Эдмару: «И никуда ты, сволочь, отсюда не денешься!»
– Насчет того, что не денусь – спорное утверждение.
Это было сказано уже после того, как они остались вдвоем – значит, адресовано Хантре. Он с трудом повернул голову. На то, чтобы принять сидячее положение, сил не хватило: то ли результат воздействия ошейника, то ли последствия перепавших от Ложи ударов. Скорее, причина в ошейнике, потому что Тейзург, в отличие от него, даже встать сумел.
Он был обнажен – стройный силуэт в зыбком золотистом полумраке, спутанные волосы падают на плечи, и даже при таком освещении видно, что весь в синяках и в крови. Сделал несколько нетвердых шагов по направлению к Хантре.
– Сейчас открою Врата – и у Дирвена останутся одни ностальгические воспоминания…
Он и впрямь попытался открыть Врата Хиалы, и у него это почти получилось, но сил не хватило.
– М-м, придется здесь задержаться, а я-то надеялся…
Доковылял до тюфяка у стены и со стоном на нем растянулся.
– Как тебе удалось настолько восстановиться? – хрипло спросил Хантре.
– Попробуй угадать. Может, у меня могущества побольше, чем у тебя? А может, что-нибудь еще… Ты разве не заметил?
– Нет… Но если скажешь, как ты это делаешь, я тоже попробую.
– Это не твой способ. Так что можешь строить догадки, чтобы скоротать время.
По крайней мере, раздавленным он не выглядел. Сейчас не выглядел, но пока здесь был Дирвен, казалось, что он полностью сломлен. Морочил голову. Надо признать, Хантре на его месте так не смог бы.
– Лишь бы он не додумался сплавить деньги в такое место, откуда Ложа их не достанет, – произнес Эдмар вполголоса, с нотками тревоги и сдержанной ярости. – Демоны Хиалы, я ведь согласился предоставить Ложе заем при условии, что это ненадолго! Предполагалось, что Мулмонг спрятал наворованное где-то в Аленде… Ты не мог предупредить, что есть и другие варианты?
– Я же говорил, что не могу точно определить, что-то мешало, – лишь бы не испортить ему игру, ставка в этой игре – Сираф. – Мулмонг использовал скрывающие чары, и было впечатление, что деньги где-то рядом – пусть не в подвале, а под землей, в катакомбах…
– Толку-то мне теперь от твоих впечатлений. Если Ложа в течение года не вернет заем, я разорен, останется только Лярану с аукциона продать! Ты понимаешь, что мне есть, за что тебя убить?
– Понимаю, – ответил Хантре, чувствуя – мурашками вдоль хребта – что вот это уже не то чтобы совсем игра.
Все остальное – спектакль для Дирвена, который вполне мог оставить здесь подслушивающие артефакты, а последняя фраза – можно считать, предупреждение.
А Шнырь всё полз и полз, и никогда еще ему не было так трудно. Громадный клубок, невесть кем накрученный, застящий небеса, мертвой хваткой в него вцепился, потому что сам он мертвой хваткой держал ремешок фляжки, которую волок по земле, надрываясь от усилий. Еще чуть-чуть, а потом еще чуть-чуть, а потом еще и еще – и он доберется куда надо, хотя бы к вечеру… Лишь бы Кем дождался его и не помер.