Золото мертвецов

Заметив неподалеку от гостиницы стоянку такси, направился к ней.

— Привет, мастер, — поздоровался с лузгающим семечки пожилым водителем. — До центрального рынка подбросишь?

— Стольник, — флегматично произнес тот.

Центральный рынок, или, как здесь его называли, Старый базар, впечатлял многолюдьем, шумом и южным колоритом.

На рядах лотков с прилавками всей палитрой цветов веселили глаз всевозможные фрукты и овощи, в павильонах торговали мясом, птицей и рыбой, а в молочных рядах — молоком, сметаной и творогом. Русский говор мешался с украинской речью и гортанным клекотом горцев.

Перекусив в чебуречной и побродив по базару, Огнев купил бутылку коньяку «Дербент», домашней ветчины и сыру, пару вяленых лещей, а к ним душистую самаркандскую дыню. Все сложил в приобретенную здесь же сумку, после чего направился к выходу.

Улица Донская, на которой его высадил подвернувшийся частник, находилась в старой части города, звавшейся Солдатской слободой, и была застроена частными домами с высокими глухими заборами.

— Вы не подскажете, где живет Воронов? — спросил Огнев у шедшей навстречу женщины с ребенком.

— Это Тимофей Алексеевич? Как же, подскажу, милок. Вон в той хате, у которой «жигули».

— Спасибо, — поблагодарил Огнев.

Дом, к которому подошел, был каменным, с зелеными резными ставнями на окнах и высокими шатровыми воротами.

Сбоку на калитке виднелась кнопка звонка. Юрий нажал на нее и прислушался. Где-то в недрах дома хлопнула дверь, затем другая, и кто-то, шаркая подошвами, направился к воротам. Потом щелкнул запор, калитка отворилась.

Перед Огневым стоял высокий костистый старик в накинутой на плечи телогрейке и резиновых калошах на ногах.

— Тебе кого, сынок? — взглянул из-под густых бровей на незнакомца.

— Воронова Тимофея Алексеевича.

— Это я.

— Вам привет от внука и гостинец, — чуть качнул Огнев сумкой.

— Не забыл, знать, Петька, деда?

— Не Петька, а Сашка.

— И точно, Сашка, — хитро прищурился хозяин. — Ну, что же, проходи, коли зашел, погутарим.

Старик пропустил гостя во двор, запер калитку, и они пошли к дому.

Поднявшись на крыльцо, хозяин с гостем прошли на веранду, а оттуда, открыв филенчатую дверь, дальше. На кухне топилась обложенная кафелем голландка с парящим на ней чайником, а у стоявшего возле окна стола на табурете дремал кот.

— Брысь, Боцман, — столкнул его на пол дед и снял с плиты кипящий чайник.

— А ты, парень, разблокайся и присаживайся, в ногах правды нету.

Огнев, определив сумку у двери, снял куртку, повесил ее на крючок и присел к столу, застланному клеенкой.

— Так, говоришь, от Сашки приехал? Как он там, стервец?

— Ничего, перевоспитывается, работает, вас часто вспоминает.

— Это хорошо, — уселся напротив дед. — А ты какими судьбами тут? Говор вроде не наш — кацапский.

— Я с ним в одном отряде был. Освободился, здесь проездом. А сам с Дальнего Востока. Это для вас, — кивнул на сумку.

— Ну-ка, ну-ка, покажи гостинец.

Огнев выложил на стол купленное на рынке.

— Значится, от Сашки? — недоверчиво оглядел все дед. — Откуда ж у него такие деньги? Тут один коньяк в половину моей пенсии станет.

— Это от меня, — признался Огнев, — вместе с приветом. Неудобно как-то в гости с пустыми руками.

— И то верно. Знать, человек ты совестливый. Ну, давай почаевничаем и покуштуем твоих гостинцев.

Через час, раскрасневшиеся от «дербента», оба живо обсуждали результаты чеченской войны. Причем хозяин проявил незаурядные знания всех ее событий.

Затем он спустился в подвал под домом и принес оттуда запотевший кувшин.

— Давай чихирю попробуем, нового сбора.

После вина, узнав, что Огнев служил в погранвойсках и воевал в Афганистане, старик пригласил того в горницу, где на беленых стенах висели семейные фотографии.

— Это мой дед в Первую мировую, — показал на чубатого вахмистра с шашкой и двумя Георгиевскими крестами. — Это я, перед войной и в мае сорок пятого, — ткнул пальцем в два снимка (моряка в бескозырке и бравого лейтенанта с бойцами). — А вот это Сашка в Афганистане, — провел рукой по фотографии Душмана в парадной форме сержанта с медалью «За отвагу».

— Неплохо воевал унучек, — сказал с гордостью Тимофей Алексеевич, — наша порода.

Потом, когда вернулись на кухню, предложил Огневу погостить.

— Живу я сам, бабка давно померла. Курень большой, вдвоем будет веселей, или домой спешишь?

— Да нет, — ответил Огнев. — Его у меня нет, так получилось.

— Вот и поживи, оглядись, — продолжил старик, — в наших местах тебе глянется. Съездим на Дон в плавни, порыбачим, покажу тебе казачьи станицы.

Так Огнев остался у Тимофея Алексеевича.

Теперь он не сомневался, что он именно тот человек, который оставил записку в самолете и мог прояснить историю с необычным грузом.

Поселил старый казак Огнева (тот назвался Юрием Молохом) в небольшой уютной светелке, с окном, выходящим в сад.

На следующее утро тот съездил на вокзал, забрал из камеры хранения свой кейс, а в универмаге купил кое-что из вещей: спортивный костюм, пару сорочек, свитер и комплект зимнего камуфляжа. А еще, не желая быть обузой хозяину, целую сумку продуктов.