Золото на крови

Пока я возился с этим «праздничным» нарядом, попутчики растворились в белой тьме. Слава Богу, что мысль о смене туалета пришла мне в голову рядом с большим камнем, лишь по нему я определился, в какую сторону мне идти. Все-таки, пройдя метров десять, я было усомнился в том, что иду правильно, и запаниковал. На секунду я остановился, хотел было свернуть, но не знал куда. Тогда я сделал еще несколько шагов и наткнулся на Павла. Он занимался точно тем же, чем перед этим занимался я. Но у него дела обстояли совсем худо. Его сапоги разлезлись до такой степени, что сквозь них видны были пальцы. Именно на сапоги он наматывал сейчас свой запасной свитер, а на голову кальсоны. Закончив с этим, он надел рюкзак, закинул на плечи вязанку с дровами, а потом прокричал мне на ухо:

— Куда нам идти? Я ничего не вижу!

Я в ответ лишь махнул рукой. Пройдя метров десять, я снова засомневался в правильности пути, но тут мы наткнулись на наших командиров.

— Левее надо брать! — кричал Андрей на ухо Жеребе.

Тот отчаянно мотал головой.

— Правильно идем! — ревел он в ответ. По-другому говорить было невозможно.

— А я говорю, левей! — орал Лейтенант, показывая на свой хилый компас. — Я азимут засек!

Голова Андрея тоже уже была замотана свитером. Минуты две они ругались, третьей в их спор вмешивалась своим завыванием пурга, но что она хотела сказать, на чьей была стороне, никто так и не понял. В конце концов Иван уступил, и мы пошли под началом Лейтенанта. Видя, что мы с Павлом постоянно отстаем, Андрей вытащил последний обрезок веревки, всего-то метра три длиной. Он связал им нас вместе, а конец прицепил к своему ремню. Чтобы выполнить все это, ему пришлось несколько раз отогревать руки своим дыханием.

Весь остальной путь превратился для меня в сплошное мучение, бесконечный кошмар. Я промерз до костей, порой мне казалось, что я уже превратился в глыбу льда. Руки, ноги отказывались двигаться, и лишь рывки веревки заставляли меня идти. А снег все лепил и лепил прямо в лицо, забивая нос и глаза. Отворачиваясь, я судорожными гримасами и рукавом раздирал ледяную маску. Я задыхался, а сердце стучало так, словно я бежал марафон, хотя на самом деле еле шел, преодолевая каждый метр просто героическим усилием. То, что мы идем правильно, я чувствовал лишь когда падал, потому что катился именно вперед, вниз по склону.

Вскоре прибавилось еще одно препятствие. Снежный покров с каждой минутой становился все выше и выше. С наступлением темноты мы уже шли по колено в снегу, затем брели в нем уже по пояс, раздвигая вязкий как тесто снег телом. Я уже не верил, что мы дойдем. Мне стало казаться, что Иван прав, мы идем не туда. А потом и мысли словно замерзли, осталась только одна. Мне хотелось скинуть этот проклятый груз, это золото, на которое нельзя купить даже простых рукавиц, бросить эти дрова, которые нельзя зажечь. Мешало только одно — не было сил сделать даже это.

Первым приметам затишья я не поверил. По-прежнему ревел ураган, но уже глуше. Снег хоть и лепил в глаза, но без прежней ярости, налетая не спереди, а откуда-то сбоку. А главное, стало легше дышать. Содрав с лица очередную ледяную маску, я разглядел впереди темнеющую на фоне выпавшего снега махину скалы. А пройдя еще немного, оказался в благодатном оазисе затишья. Снег шел, но здесь он был не холодным убийцей, а карнавальным, предновогодним пухом.

Мы подошли вплотную к скале. Здесь силы окончательно оставили меня, и побежденный собственным грузом, я упал на спину и тупо наблюдал за тем, как остальные расчищают площадку для костра. Апатия и безразличие овладевали мной. Казалось, что душа уже отделилась от тела. Я уже не мерз и словно со стороны наблюдал за собой и за мужиками, кургузо топтавшимися около вязанок дров. Я слышал ругань Ивана, видел, как отвалился в сторону и замер выдохшийся Павел. Андрей присел около груды дров и молчал, покачиваясь из стороны в сторону. А Иван все ругался, в голосе его чувствовалась ярость, и я не мог понять, почему он так сердится? Ведь все так хорошо, уже так тепло. А Иван все ругался и смешно хлопал одной рукой об другую. Отстраненно, безразлично я видел, как выпадали из его негнущихся толстых пальцев тоненькие палочки спичек. Ну и что? Зачем все это? Не стоит так суетиться, ведь кругом такой покой.