Золото наших предков

Кучи всевозможных разъёмов, реле, контакторов, кабелей… ящиков с силовыми транзисторами, целлофановые мешки с платами… Всё это, находящееся на складе сырья, учесть хотя бы с приблизительной точностью оказалось невозможно и пришлось верить на слово, в то, что было написано в акте – 2335 килограммов электронного лома, около тонны серебросодержащего кабеля и ещё несколько менее весомых «позиций». Конечно, всё это надо бы взвесить, тем более что большие складские весы находились тут же. Но взвесить предстояло не менее четырёх тонн. Сколько заняло бы это времени, а главное, кто бы стал таскать эти тонны на весы, а потом назад? Калина недвусмысленно намекал, что затягивать приём-сдачу не собирается, и Пашков был вынужден всё сырьё принять, что называется, «на глаз». Но в то же время он, не новичок в радиотехнике, почти не сомневался, что эта куча потянет не четыре, а как минимум на пять, пять с половиной тонн.

На втором складе все уже обстояло иначе. Готовую продукцию Калина потребовал принимать как положено, взвешивая на электронных весах с точностью до грамма. Но здесь обнаружились другие непредвиденные обстоятельства. Холод и сырость буквально через час вывели из строя обоих рядовых членов комиссии. Женщины замёрзли, и болезненная бухгалтерша стала поминутно сморкаться в платок. Они потребовали перерыва и горячего чая, что и было организовано в кабинете Калины. Но после чая женщины наотрез отказались вновь идти в этот, по словам Кондратьевой, «мышиный склеп». Не захотел больше присутствовать при передаче и сам Калина.

– Что хочешь делай, крутись как хочешь, но чтобы сегодня до конца дня всё принял. Завтра ты должен уже работать, – буквально приказал он Пашкову.

Не хотел Пашков принимать и второй склад «впопыхах»… но делать было нечего. Где-то пятым чувством, нутром он чуял, что должность на которую он идёт при умелом лавировании, может стать для него «золотым дном». Пашков ещё не представлял, как будет осуществлять это лавирование. Он попытался разговорить свою предшественницу, и та, оставшись с ним наедине, уже не маскировала своего отношение к Калине:

– Пришёл гад, всё тут перевернул… деляга!..

Что именно перевернул Калина, она не пояснила, зато зло спросила Пашкова:

– Неужто во всей Москве вы не нашли другой работы, чем в этой грязи ковыряться?

Сказала так, что Пашков уже не сомневался в своих догадках.

Дабы не раздражать шефа, Пашков принял всё в один день, хоть и понимал, что поступает опрометчиво. На складе наблюдался очевидный бардак, учёт готовой продукции, и особенно сырья производился поверхностно, большинство цифр приблизительны. Но в то же время он чувствовал, что это же можно обратить в свою пользу, если в, пока малопонятное ему, дело по настоящему «врубиться», чего его предшественница, похоже, так и не сумела сделать, да скорее всего и не могла. Не могла потому, что тут всё надо перебрать собственными руками, отделить в этом радиотехническом хламе «зёрна от шелухи». Действительно, не женское это дело.

Дома Настя после отчёта мужа о приёме склада, опять было запричитала, но Пашков на этот раз довольно резко её пресёк:

– Всё, поезд ушёл. Теперь надо работать, чтобы не стало нам горько и больно. Если я в Красной Армии ничего не добился, это вовсе не значит, что я также лохонусь на этом складе. Для той и этой деятельности совсем разные качества нужны…

В последующие дни Пашков, не расставаясь с уже подписанным и утверждённым актом, для себя, как бы продолжал тот скомканный приём, искал те «позиции», которые в спешке принял просто так, не успев их найти и взвесить. Но первые дни и без того оказались сверхнасыщенными. Пашков «вертелся» с утра до вечера и всё равно не успевал, не раз получая замечания от Калины. Дома Настя, видя что муж день ото дня приходит с работы всё более осунувшийся, мрачный…

– Может бросить Серёжа этот склад от греха?

– Я ж тебе говорю… поздно. Теперь чтобы сдать, надо во всех этих делах разобраться, иначе, действительно не рассчитаться…

С приближением холодов Калина решил поменять кабинет на более маленький и тёплый. Туда же для переодевания и обогрева перебрались и женщины-химички. Пашков искренне удивил Калину, когда не захотел следовать его примеру, а выразил желание остаться в прежнем, неотапливаемом помещении. Тем не менее, он легко на это согласился:

– Что ж, хочешь зимой не снимая телогрейки там сидеть, давай…

Сам начальник производства любил между делами посидеть с женщинами, поболтать, попить с ними чаю. В некоторых чаепитиях участвовал и Пашков. Калину иной раз охватывали приступы откровения, из которых Пашков узнал, что его шеф уволился из армиии в 1995 году, уже не из советской, а из казахской, в 96-м приехал в Москву, прописался у сестры, снимает с семьёй комнату и ждёт свою квартиру, которая вот-вот будет готова, и которую он купил за пятьдесят тысяч долларов. Откуда у отставника такие деньги!? Пашков мучился в догадках, но спросить в лоб не решался.