Золото. Назад в СССР 2 (СИ)

О них мало что знали и быстро переставали интересоваться, откуда они прибыли и чем занимались до вербовки на Север. При этом к ним быстро привыкали.

Они становились неотъемлемой частью местного пейзажа и жизни. Как постамент с партийными лозунгами на въезде в Поселок или как портовые краны со своими треугольными птичьими клювами.

О том, что она «бывшая» я понял по особому серому оттенку лица, неизменно выдававшего арестантов из этих краев.

Ладно, бабуля. Не буду тебя мучить. Ведь тебе и без меня в жизни неприятностей досталось. Я ее не видел раньше в Поселке, но не сильно удивился этому обстоятельству, потому что я и так нечастый гость в аптеках.

Я пожелал доброго окончания рабочего дня, бросил взгляд на ее седые волосы, выбившиеся из-под белого чепчика.

Она по женскому обыкновению на автомате поправила волосы. На внутренней стороне ее правого предплечья мелькнула татуировка с надписью «Барс». А на левом еще одна грубая, некрасивая татуировка с изображением одноглазого пирата с ножом в зубах, а под ней надпись «Ира».

Заметив мой взгляд, бабуля спешно одернула манжеты рукавов своего медицинского халата, так что аббревиатура исчезла.

Ого. Да тут целый любовный тандем у этого «ангела во плоти». Ира и Барс. Возможно, что баба Ира еще тот фрукт. Надо будет потом не забыть спросить у тех, кто соображает в тюремных наколках, что означает этот рисунок.

Выйдя на улицу, я взглянул на часы. У меня еще было время дойти до гостиницы и попробовать перехватить Марину в ее номере.

Короткое лето подходило к концу. Можно было сказать, что наступила осень. Еще более скоротечная, чем лето на Севере. Осенние дни здесь совсем другие. Тут, в Поселке нет этой пышной картины с оранжево-желтым буйством красок. Нет парков, одетых в золотой багрянец.

Можно сказать, что осень в Поселке черная. Листья с редких деревьев, быстро опадая, совсем обнажают темные стволы. Нельзя сказать, что это отталкивающее зрелище. Такое скоротечное увядание природы по-своему красиво.

В ближайшие дни снова пойдет снег. Он будет кружиться над крышами домов, над дорогами и бескрайней тундрой.

Весь остальной мир снова отодвинется от жителей Поселка на целых одиннадцать месяцев. В первую зимнюю ночь у геологов было принято провожать лето.

Обычно в этот день, мы выходили к порту и наблюдали, как один за другим снимаются с якоря корабли, выстраиваясь в причудливый караван.

Волны, словно лаская на прощание борта советского северной флотилии, омывали уходящих белыми бурунами.

Во главе этого величавого и размеренного шествия, издавая протяжные сиплые гудки, по волнам медленно шел в основной ледокол.

За ним, выстроившись в ряд, шли корабли поменьше. Конвой уходил к горизонту.

Люди в эту ночь были немногословны. Одевшись потеплее и подняв повыше меховые воротники своей зимней одежды, они распивали спирт или водку из одной фляги, молча передавая ее из рук в руки. В этом молчании были сокрыты осознание своей прочной связи с материком, тоска по дому и любовь к оставшимся там близким, ощущение бескрайности нашего родного Союза и надежда на доброе будущее.

А еще то, что стоящий рядом вместе с тобой является частью чего-то большего. И это большее не имеет материального измерения.

Это был единственная ночь, когда люди Поселка могли позволить себе погрустить о том, что где-то далеко есть совсем иная жизнь.

Где-то, где люди бывают счастливы совсем по-другому, по-бытовому. Они счастливы, читая хорошие книги под мягким желтым светом настольных ламп или торшеров. Где радуются хорошим оценкам детей в школе, или просмотру хоккея на экране цветного телевизора, на который семья копила два года.

В отличии от Сервера. Где счастье часто заключено в кружке горячего чая в коченеющих руках в сложной геологической экспедиции.

Или в отсутствии следов олова в только что намытом в ледяной воде шлихе. Нет олова, значит, может присутствовать золото.

Или в простой улыбке друга, который удержал тебя от падения на спину, когда взваливаешь на спину тяжеленный рюкзак, оступаешься и пытаешься найти устойчивое положение.

Люди молчат, потому что знают, что работают для тех, кто там, далеко могли читать под лампами и смотреть хоккей.

Когда за горизонт уходил последний конвой с транспортами, и энергия «материка» как бы отступала, растворялась, Поселок вновь погружался в атмосферу зимнего Севера. С его пронзительно красивыми рассветами и холодным дыханием.

У людей появлялось ощущение, что они в гостях у невидимого гигантского, седовласого и седобородого старика и духов из местных преданий.

Конечно, геологов, людей бесстрашных и верящих в силу человеческой воли и разума, местные легенды и мифы совсем не пугали. И мы уважительно относились к ним. Так же, как и к местным танцам или игре на диковинных музыкальных инструментах. То есть просто, как к культуре или обычаям. Не более того.

Но мне нравилось думать и представлять, как люди, пришедшие сюда десятки веков назад и выбравшие место своим домом, выходили навстречу к силам природы и договаривались с ними о сосуществовании.