Золото Неаполя: Рассказы

Могут ли они это сделать посредством сватовства? В мое время такое бывало. Сваха, как правило, была огромной толстухой, потной и одышливой, ее неотступное, атакующее красноречие волновало так же, как волнует лоскут в руках тореро; и насколько была она восторженна и велеречива, когда речь шла о ее подопечном, настолько же она делалась замкнутой и недовольной, когда была вынуждена упомянуть и его возможного соперника; она прекрасно понимала смысл того смутного гула, который ощущает в своей крови и душе каждая девушка, и мастерски пользовалась этим знанием: «Всем парням парень, замечательный парень», — говорила она и, придавая своему цепкому взгляду оттенок лукавства и нежности, исхитрялась сказать этими словами не только о честности и порядочности влюбленного, но и намекнуть на его мужские достоинства.

— Милочка моя, скажите «да», — заключала посланница, поднимаясь, и ее необъятная юбка была как занавес, за которым рыдало или смеялось будущее; всего одно слово, просто взмах ресниц, и драма начнется — появится ее протагонист, смуглолицый, с чем-то неуловимо преступным и жестоким в облике, какими бывают обычно в любовных приключениях парни из переулков: разъяренный необходимостью представляться, трепещущий от желания и гнева, то есть именно такой, каким и должен быть мужчина, который нравится женщинам.

Нередко сваха была не одна; между ними происходили стычки, порой даже драки, и подопечные их, все эти Карлуччо и Раффаэле, Дженнарино и Микеле, то низвергаемые грубой хулой, то возносимые похвалами, постепенно приобретали в глазах бедной девушки консистенцию жидкости, так что, уступая самой ловкой из свах, она готова была уже выпить Карлуччо или Микеле одним глотком, лишь бы со всем этим наконец покончить. Но все это в том случае, если в дело в самом его разгаре не вмешивался дьявол. Помню, например, девицу Коццолино, звезду квартала Сан-Фердинандо, вокруг которой в течение целого года мерялись силами пятеро самых умелых свах.

— Настоящий мужчина, мужчина сорока лет или никто, — только произнесла одна из них, третья, отстаивающая интересы пожилого богатого пекаря, как девица Коццолино вдруг подавила стон и пошатнулась. Свахе достаточно было одного взгляда. — Матерь божья, да вы уже на третьем месяце! — воскликнула она, хлеща себя по щекам.

То была правда, нужно было срочно выдавать девицу за неизвестного виновника несчастья; вот так аутсайдер, не пользующийся ничьей поддержкой, восторжествовал надо всеми своими опекаемыми соперниками; потом он явился в дом семейства Коццолино с листиком майорана в зубах; явился и сел.

Чаще всего любовь в Неаполе молчалива и молниеносна, как удар ножом. В сумерки, когда ласточки в полете становятся похожи на камень, летящий прямо в старую базальтовую стену и отклоняемый ветром в самый последний момент, юноши и девушки переглядываются из подвала в подвал, из двери в дверь, из окна в окно. Во взглядах мужчин, таких суровых из-под козырька кепки, скорее угроза, чем мольба: парни из переулков гордятся принадлежностью к мужскому полу, они ощущают свой пол как военную форму, они хотят девушек, как хотели бы на грудь почетных медалей, им нравится добиваться их, рискуя больницей и тюрьмой. Впрочем, заключая, я должен сказать, что это не более чем романтическая поза: девушка возражает взглядом на его взгляд и не отходит от порога подвала или от окна до той минуты — она настает поздно вечером, — пока юноша не сделает ей едва заметного знака. Потом он медленно направляется к какой-нибудь пустынной площади, или к лестнице, поднимающейся к крытой галерее, или к садовой калитке; там он закуривает, прислоняется к стене и ждет, когда девушка его догонит. В хрупкой, словно стеклянной, тишине они схватываются в поединке: девушка царапается и целует, предназначенный ей судьбой и все понимающий юноша одерживает победу и для них на долгие минуты исчезают звезды и вообще все вокруг, кроме разве что сочных плетей вьюнка, которых касаются ее волосы, да запаха туфа, да сырости, которой веет от каменной стены; так вот, значит, что предвещали те слезы и смех, которые однажды утром она задушила в подушке! Разумеется, потом они поженятся; хитроумные местные святые уладят в церкви все совершившееся; люди закроют глаза на флердоранж невесты; может быть, закроют.

Был в мои времена еще один способ превращения девушки из переулка в женщину: похищение. В одно прекрасное утро родственники обнаруживали насквозь проплаканный платочек и незапертую дверь; отец и братья, грозя расправой, бросались по предполагаемому следу беглецов, весь квартал переживал случившееся и порой принимал участие в облаве. Спустя несколько дней запыхавшийся посредник, обычно имеющий какое-то отношение к юриспруденции — муниципальный или судейский чиновник, — являлся договариваться о капитуляции любовников, уверяя, что отвечает своей жизнью за девичью честь, которую соблазнитель берется восстановить посредством обручения; накрывался стол, чтобы подкрепить силы посла.