Золото Неаполя: Рассказы

— К сожалению, дон Бито, вышло недоразумение, давайте вместе рассудим: ваш пример с Лазарем совсем не к месту — его чудесное воскрешение относится к вере и к душе, а итальянское чудо, если судить по газетам, заключается в автомобилях, роскошных домах, торговле и огромных доходах. Ясно, что не все мы имеем гражданское право воскреснуть по мановению руки божьей, но право на лучшее существование, право на кусок хлеба побольше и не столь тяжко достающийся — если такое вообще бывает — должны иметь все. И давайте скажем это в лицо Италии открыто и честно. Какое мне дело, что какая-нибудь улица в Неаполе стала ну прямо как картинка? Мне от этого, дон Вито, только хуже, и если б я по ней ходила (слава богу, что я в таких местах не бываю), то сердце мое обливалось бы кровью от мысли о нищете и убожестве Паллонетто, поверьте! Да я шагу отсюда не сделаю, лишь бы не унижаться и не чувствовать себя хуже, чем я есть, среди этих блестящих господ и сияющих витрин. Я достаточно ясно выразилась?

Ночной сторож угрюмо продолжает гнуть свое:

— Куда уж яснее. Все дело в том, что вы — не итальянцы, да и не заслуживаете чести называться ими. Ваша национальная принадлежность не имеет для вас значения, вы не понимаете ни формы, ни содержания этого понятия — родину ведь на зуб не попробуешь. Вы никогда не смогли бы пойти на смерть, как Чезаре Баттиста и Фабио Фильци, вы бы заорали: «Ну нет, либо все, либо никто!» Ну а дальше что? Мы хотим соревноваться с Англией или с Францией, со странами, где каждый гражданин произносит «я — британец» или «я — француз» с таким видом, словно сообщает о том, что он — миллионер. Да, хотим, но попозже. У вас нет веры, ладно, бог с ней, но ведь у вас и надежды нет — вот в чем весь позор. А вот я лично не сомневаюсь, что итальянское чудо придет и в Паллонетто.

Дон Леопольдо Индзерра, уязвленный до глубины души, иронически замечает:

— Ты слышал, Армандуччо? Завяжи узелок, да покрепче, а то забудешь рассказать это детям твоих детей, когда они родятся.

Дон Вито намеревается дать ответ, но на этот раз ему мешает его собственная супруга, которая хочет поменять тему. Впрочем, разговор, несмотря на ее усилия, возвращается к тому же, и донна Бриджида ставит мужа перед новым фактом:

— Подумай лучше, где достать свечку, а то сегодня, пока ты спал, отключили свет.

Голос у донны Бриджиды пронзительный, как визг пилы. Ночной сторож так и подпрыгивает на месте. Мы молчим. Ох уж этот ветер с гор — слабый огонек в проржавевшем тазу погас, и только кучка почти совершенно белого пепла осталась на дне. Она напоминает глаз Мафусаила.[87]

Мафиози вчера и сегодня

Ну до чего же обидно — в мае у нас бывает такой ветер и ливни, что впору снова разжигать костры, как в день святого Антония, клочок неба над Паллонетто приобретает устойчивый свинцовый цвет, а внизу, в районе виа Партенопе, шумит море, в которое вонзаются молнии, промахнувшись по убегающим от грозы кораблям. Что касается газеты, которую дон Вито Какаче наконец дочитал, то она почти целиком посвящена материалам о ходе рассмотрения апелляции, поданной Пупеттой Марески. Не то чтоб это была самая свежая новость, но четыре года назад, когда как раз в это время состоялось знаменитое слушание в суде присяжных, дон Вито от комментариев отказался. В те дни Неаполь буквально раскололся на «пупеттистов» и «антипупеттистов», даже уличные мальчишки обнаглели до того, что каждый высказывался по поводу секретов новой каморры, так что дон Вито не рискнул разжигать конфликт еще и между нами и счел за лучшее промолчать.

Впрочем, сейчас, когда погода как на альпийском перевале, разогреться в столь ученом споре было бы неплохо. Нахмуря брови, ночной сторож восклицает:

— Бедный Неаполь! Какой позор!

Донна Джулия Капеццуто, которая с головой закуталась в шаль, сонно спрашивает:

— А в чем… э-э-э… собственно, дело?

Дон Вито просто поражен:

— Как? Вы ничего не знаете? Господи, а ведь я был готов поклясться, что вы ярая пупеттистка.

— Я? Да что это за пупеттисты? Вы меня знаете — я ни во что такое не суюсь, и жизнь моя вся на виду — дом, хозяйство, церковь. Так что, милый мой, уж будьте любезны, объясните, в чем все-таки дело и что это за чертовщина такая — пупеттизм.

— Это… ну… господи ты боже мой, это — моральная поддержка, оказываемая Пупетте Мареска, убившей мафиози Антонио Эспозито, который, по слухам, руками некоего Гаэтано Орландо спровадил на тот свет ее мужа.

— А муж кто был?

— Тоже мафиози, по прозвищу Большой Паскуале из Нолы. Представьте себе здоровенного детину, просто воплощение силы и ярости, контролирующего контрабанду сигарет и торговлю фруктами, — Гаэтано Орландо всадил в него пулю как раз в тот момент, когда он бесплатно лакомился апельсинами, а с Пупеттой они были женаты уже несколько месяцев.

— Одну минутку, дон Вито, а что, она блондинка или брюнетка, эта женщина?

— То есть как блондинка или брюнетка? При чем здесь это?