Золото партии: семейная комедия. Публицистика

Ю. П. Блестящее подтверждение моей мысли! Но на вопрос мы не ответили: откуда в этой авторитарной, я не побоюсь этого слова, структуре, какой является армия, такой удивительный театр? И как человек, служивший в армии, я понял: в армии действительно очень жесткая вертикальная иерархия. Но логическим следствием этой иерархии является большое доверие подчиненному. Поясню: старший офицер дает приказ младшему, но как именно младший офицер будет выполнять этот приказ, старшего не волнует. Главное, чтобы задача была выполнена. Командир дивизии не бегает за каждым командиром полка и не объясняет, как решать боевые задачи. То же и в руководстве театром. Ведь в «Одноклассниках» довольно иронично изображены военные, и когда эту пьесу ставили в провинциальных театрах, были даже звонки, что, мол, не стоит в таком ключе затрагивать армию. Я у Бориса Афанасьевича спросил, не может ли здесь быть проблем. На что он ответил: «Юрий Михайлович, мы же военная организация, у нас полное доверие!» И еще одно качество Театра Российской армии мне хотелось бы отметить: это театр, который очень тонко чувствует настроения общества, откликается на них. Я довольно много хожу в театры, и порою мне кажется, что режиссеры остались в эпохе заката советской власти, когда любой намек на «первородный грех» государства Российского перед народом вызывал взрывную реакцию зрительного зала. Такой нескончаемый 1987 год. И в этом смысле я очень люблю и высоко ценю спектакль «Похождения бравого солдата Швейка». Роман Гашека — вещь сатирическая, но многоуровневая. Самый внешний план — это насмешка над имперской идеологией Австро-Венгрии, которая так раздражала тихую, но самолюбивую чешскую интеллигенцию. Но у нас сегодня весь этот антиимперский сатирический пафос отторгается, поскольку мы пережили распад империи, все эти насмешки над державностью работали, когда держава была в силе, в могуществе. Правильно, что Театр Российской армии и режиссер Андрей Бадулин этот антиимперский пафос как будто бы вынес за скобки, выявив иные сатирические пласты произведения Гашека — а их там хватает! Это сегодня редкость!

С. В. Это действительно сегодня редкость, и я даже могу сказать, почему: мы утратили ту великую школу, тот великий образовательный пласт, который и мне, и Борису Морозову, и тебе, Юра, позволил сформироваться и обрести необходимый уровень и ремесла, и мастерства.

Ю. П. А Семен Франк сказал: любая революция влечет за собой варваризацию. И этой варваризации подвергается прежде всего творческая интеллигенция. В драматургии, в литературе, в журналистике — орудуют уже два поколения, которые пришли в профессию, ею не владея. Ко мне приходит молодой поэт-иронист, я читаю его стихи и говорю: «Это очень похоже на Николая Глазкова, мне даже показалось, что это неизвестные его стихи». Был когда-то такой отличный поэт… Этот двадцатипятилетний парень смотрит на меня и спрашивает: «А кто такой Николай Глазков?» Я говорю: «Дорогой, читать предшественников надо не только для общего развития, но и для того, чтобы лишний раз не изобрести велосипед! А теперь, вы думаете, вам легко будет уйти от этого стиля? Вы ведь так и будете всю жизнь писать под Глазкова…» Увы, современные драматурги не умеют строить репризный диалог, не понимают, что герои должны говорить по-разному, отличаясь лексикой, интонацией, ритмом речи.

С. В. Они должны прежде всего мыслить по-разному!

Ю. П. Конечно! Это общая проблема! Отчасти в этом виноваты и деятели культуры старшего поколения, которые, вместо того чтобы подтягивать молодежь до собственного уровня, напротив, стремятся выглядеть «продвинутыми» и спускаются на варварский этаж «культуры», чтобы, как точно написал Евгений Винокуров, — «средь юных забулдыг умереть, валидол засунув под язык». И это стало катастрофой! Под вопросом сам архетип русского театра!

С. В. Это при том, что русский театр, как он есть, признан во всем мире. Он опирается на достижения театра европейского, затем уже обогащает его, как мы это видели в течение всего XX века — и Станиславский, и Михаил Чехов, и Таиров, и Дягилев… Весь XX век, особенно в первой его половине, мы говорили с Европой на равных в сфере искусства. И вдруг нам навязывают какие-то «драматургические технологии», «мастерские» и т. п. Это абсурд!

Ю. П. А если бы вы знали, с каким восторгом актеры играют осмысленный, продуманный, психологически обусловленный текст! Был случай при постановке моей пьесы «Хомо эректус», когда часть актеров отказалась в ней участвовать под предлогом, что в пьесе осмеиваются либеральные ценности. То ли их кто-то накрутил, то ли еще что-то — не знаю. Потом, конечно, расстраивались, потому что спектакль идет с аншлагами много лет. И в разговоре с одним из «отказников» я спрашиваю: «Ты чего отказался? Ты же в новой драме бог знает что играешь!» А он задумался и ответил: «Так ведь там все понарошку, а у тебя-то — всерьез!» То есть актеры очень остро ощущают эту разницу!

С. В. Конечно! Они не могут ее не ощущать, говорю вам как актриса!