Золото Плевны. Золото Сербии

– Е-мае, поменьше не было? – запыхавшийся Горазд только рукой махнул, мол, прости, атаман, маленьких разобрали, и вместе с извинением передал две винтовки. Загрузившись, как ишак в ауле, пластун побежал вдоль камышей искать оставленную лодку. Пробежав полпути, споткнулся, полетел, сбрасывая турка, откидывая винтовки. Связанный турок очнулся от падения и теперь вращал глазами, силясь понять, что с ним и где он. Ну а атаман лежал и дышал, дышал, обливаясь потом. Однако нужно поспешать. Дотащил поклажу, столкнул лодку на чистую воду, загрузил. Окунул голову в прохладную воду, смыть пот и немного остыть.

По течению, чуть подправляя шестом, поплыл пластун вдоль камыша к острову. А чего, собственно, на глаза показываться? Упершись в дно, остановил лодку в тени камыша, дождался условного клекота и негромко завыл. Порядок! Гриц с крыши подает знаки, теперь быстро за ним. Когда привязали к маленькой лодке большую, прибежали Гамаюн с Гораздом. Один тащил на плечах козла, второй – барана.

– Тикаем, а то сейчас турки по запаху нас найдут.

– Ну, хлопцы! Меня и так чуть пару раз не вывернуло. – Голый по пояс Горазд, весь перемазан черт-те чем, выгрузил свою поклажу в большую лодку и сам туда забрался. У береговой казармы начался переполох, замелькали факелы, закричали люди. Дополнил выстрел из винтовки. Ему ответили выстрелы с острова. Мы уже спрятались в небольшой заводи и выли в четыре глотки, направляя звук ладонями в разные стороны. На острове суета, загорелся сигнальный костер, теперь, правда, на земле. Ему ответил огонь на скале. Вот и славненько!

Скоро примчится конная сотня. Теперь и нам пора.

Волчий вой раздался с нашего берега, вернее, это мы знали, что с берега. Он отражался от скалы, и казалось, что идет из самой воды. В ответ загремели беспорядочные выстрелы.

Вы спросите, зачем выть волком? Все мусульмане знают, когда шайтан заканчивает свои шутки, он уходит верхом на волке. А вот пули его не берут, только холодным оружием его можно одолеть, и то только тогда, когда у него человеческий образ.

Сейчас османы обнаружат в загоне вместо вожака-козла кабана и выпотрошенную овцу без следов разрезов. Вся отара осквернена. Овец придется забить и выкинуть. Вот ракам будет удача, потому что закапывать в землю оскверненных овец тоже нельзя… Харам! Скоро узнаем, как с дисциплиной у османов. Или половина по ночам будет сторожить другую половину, или все дружно будут сидеть за запорами.

Офицер там один остался. Сможет ли он перебить первобытный страх? Я лично сомневаюсь.

Из-под косого креста замахали пока неясные фигуры. Кому крест на страх, нам на радость. Пленного вытащили. Швырь погнал его в гору, нагрузив ему на плечи козла. Вонючие внутренности овцы, завернутые в турецкую форменную куртку, Горазд передал Сашко.

– Заряди вершу, раками полакомимся. Он с ожесточением стал смывать, овечью кровь, слизь, дерьмо.

– Откуда в ней столько дерьма, никогда столько не видел. Одна овечка, а дерьма, как от отары.

– Тебе просто повезло. Отмоешься, помоги Батьке допросить языка. Просто садись сзади османа, если, по-твоему, врет, хватай за ухо, мол, зараз отрежу! Они этого жуть как боятся. Верят, будто Аллах их в рай за уши вытягивает.

– Сашко, брось пока эту гадость, бери шест и с хлопцами выводи большую лодку в море. Насыпьте мертвякам гальки в шаровары и притопите метрах на трех – трех с половиной, чтоб как дозорные под водой стояли. Большими камнями пробейте дно лодки, чтоб не залатать, потом в море, пусть болтается, как волны распорядят.

На острове мелькали огни, доносились голоса, но разобрать было невозможно.

С утра обе большие лодки бестолково плавали по озеру, но в море так и не вышли. Еще через день подбросили на остров козлиную голову с отрезанным языком. Каждую ночь то на вражеском берегу, то на острове по ночам стреляли.

Однажды зажгли сигнальный костер и бегали с факелами. Казаки искренне веселились и даже спускались вниз, чтоб исполнить песню волчьей стаи.

19. Сашко Гулый. Зачем лягушки?

«Неужели дядька Микола был прав, и Беляна подлюгой оказалась? Да как такое может быть?»

Глаза у Сашко предательски подернулись слезой. Поспешно сморгнул и рукой отмахнулся, словно под веко мушка залетела. Затряс чубатой головой и побрел дальше к берегу, таща плетеную ловушку, полную рыбы. Под ивой на сухом беленом бревнышке сидел такой же старый Швырь, наблюдал, как один из сербов выбивает соль из утром замоченной в море кошмы, кивал, давая изредка ценные указания. Соли добывали немного, но на день на семерых хватало и еще чуть-чуть для нужд Швыря.

Дед, перетирал ее в порошок вместе с углями, мешал с белыми комками из турецкого матраса. Сушил, опять перетирал, добавлял порох. Часть забивал в полые камышинки разной длины, часть смешивал с соком чистотела, пропитывал полоски кисеи. Расплетал куски веревки, опять заплетая уже с кисеей.

Узнав, что на крыше форта есть дымовая труба, сказал, что, когда нужно будет, все турки из форта сами вылетят, как пчелы из улики, когда хозяин их дымом окуривает.