Золото рейха

Покосившись на звук, Ильин увидел знакомые лица. Восторженную физиономию пацана-подростка. Пережаренную на солнце женщину с чуть испуганным взглядом. И борова, который нес в руках два пляжных полотенца и пакет со всякой всячиной. Типичная картина. Семейство, возвращающееся с пляжа.

— Привет, — удивился Ильин. — А вы что тут делаете?

— Мы тут остановились, в «Волне», — защебетала женщина, пока Ильин в знак приличия жал руку борову-авиатору и их сыну. — Я даже подумала, вы к нам… Вы не к нам?

— Теперь даже и не знаю, к кому.

— Ой, а вы знаете, чего тут случилось! — глаза пережаренной матери семейства стали еще более испуганными и круглыми. — У нас сегодня один жилец вывалился. Прямо из окна. Головой на камни. Насмерть сразу! Жуть какая, правда?

Как интересно.

— Да что вы говорите, — Ильин принял скорбную физиономию и даже поцокал языком. — Кошмар. Сегодня, говорите?

— Утром. Рано утром. То есть вообще рано, мы спали еще. Встали, смотрим — а за окном полиция, «скорая»… И этот мужик. Как его там звали, Сереж?

Боров отозвался:

— Вася его звали.

— Вася, — согласился Ильин. Значит, они с летчиком были знакомы. Просто отлично. — А вы с ним общались? Сочувствую. Он ваш друг? Мне так жаль.

— Да не друг, — боров почесал живот, едва не выронив полотенца. — Он жил в соседнем номере. Позавчера вроде въехал. Мы с ним вечерком пивка чуть-чуть хряпнули. За жизнь немного потрещали. Ну, как это обычно бывает.

— А он не говорил, фамилия его как? — осведомился Ильин и тут же пояснил, чтобы не вызвать лишних подозрений: — Вдруг мы знакомы. Я много Васей знаю. У нас их тут, как в Бразилии — Педро. И не сосчитать.

Боров ничего не заподозрил. Напряг черепушку и через пару секунд выдал:

— Гаркалин, кажется. Только он не местный. Зачем местному в гостинице жить?

— И в самом деле, зачем, — поддакнул Ильин, поощряя борова продолжать рассказ.

— Он из Калифейки. Это вроде город такой.

— Никогда не слышал. Интересно. Выпал из окна, значит? Здесь вроде невысоко. Как он так умудрился, насмерть-то? Три этажа всего.

Пережаренная и испуганная супруга борова переглянулась с мужем и заговорщически шепнула Ильину:

— Это если сам. А если ему помогли, то и трех этажей хватит.

— Маша! — осуждающе забасил летчик. Но Ильин умел найти подход к таким, как она. Изобразил глаза жадного до сплетен человека, поддакивал, трижды произнес слово «кошмар» и вообще, всячески поощрял женщину к продолжению. И это, что само по себе забавно, сработало.

— Я на рассвете проснулась от шума у соседей, — шептала она. — Как будто дрался кто-то. Или ругался. Или и ругался, и дрался. Возня, в общем. И громкая такая, что я проснулась аж. Только потом опять уснула. А через час или два встаем, и на тебе — за окном «скорая» и полиция. Представляете!

Вчерашние слова Василия теперь звучали еще более тревожно, тревожнее некуда. «Последние пару дней мне кажется, что за мной кто-то…».

— Надо же, — пробормотал Ильин. Он уже собрался было задать еще пару наводящих вопросов, но боров не выдержал. Подтолкнул сына к дверям гостиницы и забурчал жене, и сам выдвигаясь вперед:

— Ну все, пошли мыться, а то уже жрать пора. Пока помоемся, пока кто-то причешется… Жрать хочу.

Насколько Ильин мог разбираться в людях, летчик был из тех, кому всегда нужно было жрать. И в его комплекции это недвусмысленно угадывалось.

Василий Гаркалин. Калифейка. Это уже было кое-что.

Ильин распрощался с семейством и побрел по раскаленному от полуденного зноя асфальту к набережной. Весь путь он провел в тревожных раздумьях.

Ситуация вырисовывалась нехорошая. Некто Василий покидает родной городок и приезжает сюда, в один из самых популярных среди туристов местечек. Вроде бы — поискать работу. Вместе с тем он искал еще и человека, который заинтересовался бы его историей про золото нацистов. Человека, который мог бы помочь ему разыскать это золото.

При этом Василий постоянно озирался и ляпнул про свое странное чувство — будто за ним следят. События сегодняшнего утра показали, что ничего странного в его чувстве не было. За ним могли следить на самом деле. И наверняка следили.

Но — кто?

Например, кто-то из тех, кому он мог ляпнуть про золото. Прокрутив в голове знакомые лица, Ильин не смог назвать ни одного человека из местных, кто так легко расправился бы с человеком. Даже Якорь, строивший из себя криминального авторитета, вел размеренный приморский образ жизни и был способен разве что отобрать удочки и акваланги у дайвера — как поступил сегодня — но не убить.

Ситуация вырисовывалась действительно нехорошая. Но чем больше Ильин о ней думал, тем больше понимал одно. Рассказ про золото — не просто сплетня.