Золото Роммеля

– Иное дело, что мы по-прежнему будем растаптывать их в «честной» конкурентной борьбе. Тем более что такая победа доставляет мне гораздо большее удовольствие, нежели вид руин и пепелища «Горной звезды». К тому же конкуренция не позволяет нам расслабляться. Так что «инквизиторов» своих вы пока что и в самом деле попридержите.

– Но лишь в том, что касается судьбы этих двух постоялых дворов, – выдвинул собственное условие штурмбаннфюрер.

* * *

Фон Шварц помнил, что «инквизиторами» Денхоф именовал членов группы Варвара. Барон даже толком не знал, сколько их там, четверо или шестеро. Знал, что в основном это бывшие агенты абвера и СД и что расплачивается с ними Денхоф средствами из очень небедного «Фонда поддержки ветеранов СС», корсиканское отделение которого сам же штурмбаннфюрер и возглавлял. Того самого фонда, из которого щедро подпитывается и «Пристанище паломника». Все они обитали теперь в ближайшем городке Рольяни и военную пенсию, которой наделило их правительство Западной Германии, дополняли рыбной ловлей на новом, прекрасно оснащенном сейнере «Осьминог», несущем к тому же на своей палубе две скоростные моторные шлюпки.

– Кстати, Денхоф, я так и не пойму, – поинтересовался фон Шварц, все еще всматриваясь в морской горизонт, в сероватой дымке которого медленно проявлялся силуэт большого пассажирского лайнера, следовавшего, очевидно, из Генуи, – почему старшим над твоей диверсионной группой инквизиторов оказался этот пиратствующий проходимец Сорби?

Уже собравшись было оставить Сигнальный Холм, штурмбаннфюрер на минутку задержался на его деревянных ступенях.

– Во-первых, потому что он – прирожденный моряк, а посему назначен мною капитаном сейнера «Осьминог». Кстати, он требует, чтобы к нему обращались именно так – «капитан». Во-вторых, потому, что часть команды сейнера составляют контрабандисты, а значит, все подозрения, которые могут возникнуть у полицейских, мы можем запросто отводить на этот сброд, оставляя в чистоте и невинности бывших служащих Корсиканской бригады СС. Я уж не говорю о том, что никто, кроме громилы Сорби, не способен держать в страхе и команду сейнера, и добрую половину городка, в котором обитают мои люди.

Выслушав его, барон покряхтел, давая понять, что доволен ответом, и извлек из украшенного имперским орлом портсигара папиросу, что всегда служило для Денхофа знаком: аудиенция завершена. Как никто другой, штурмбаннфюрер знал, что барон уже давно не курит, вообще. И что как только назойливый собеседник оставит его в покое, он тут же спрячет папиросу в портсигар.

7

Июнь 1960 года. Остров Сардиния.

Поместье «Кондоре-ди-Ольбия»

На сей раз охранник появился в сопровождении Бербера. Когда они возникли в холле, ведущем на веранду, Шмидт еще несколько секунд напряженно всматривался в проем приоткрытой двери, ожидая, что вслед за ними войдет и первый диверсант рейха.

– Вы ознакомились со статьей Скорцени? – сухо поинтересовался шейх на вполне сносном немецком. И, не дожидаясь ответа, почти потребовал: – Так ознакомьтесь же, пожалуйста.

– В общем-то, я пока что не успел…

– А вы постарайтесь успеть, – ужесточил свой тон Бербер, – причем основательно. Перед встречей с новым вождем европейского национал-социализма это важно.

«К этой встрече, – проворчал про себя фон Шмидт, – они и в самом деле готовят меня, словно к аудиенции с фюрером». И пока, стоя плечо в плечо, шейх и обер-лейтенант любовались красотами небольшого, охваченного ожерельем из скал, залива, взял в руки один из майских номеров боннской газеты «Фрайвиллиге».

«В последние дни немецкие газеты, – прошелся он взглядом по убористо набранным строчкам, – а в прошлую субботу и германское телевидение начали распространять обо мне всевозможные ложные сведения, которые я решительно опровергаю.

Так, сообщалось, что в 1949 году я встретил в Австрии Эйхмана и содействовал его побегу. Оба эти утверждения не соответствуют действительности. Из Израиля сообщали, что якобы я поджег в Вене пять синагог. Это утверждение также не соответствует действительности.

Согласно сообщению из Тель-Авива некто Фридман якобы заявил, что он выследил бы меня так же, как Эйхмана. С 1945 года мое местопребывание общеизвестно. Если Фридман посетит меня, я окажу ему достойный прием. Впрочем, я никогда не имел ничего общего с преследованием евреев.

Любые, уже имевшие место или последующие подобные сообщения в печати, по радио или телевидению будут преследоваться мною всеми находящимися в моем распоряжении законными средствами. Я уже предоставил своим адвокатам соответствующие полномочия.

Холленштадт, 29 мая 1960 года. Отто Скорцени»[30].