Золото Серебряной горы

Он пересек зал и исчез за массивной дверью. Петька почувствовал себя неприкаянным и одиноким. Вот всегда так, не успеешь познакомиться с приличным человеком, уже и расставаться пора.

— Пассажиров, следующих рейсом Москва — Омск — Чита, просят срочно подойти к справочному бюро для получения информации о дальнейшем полете, — донеслось из динамика.

Бумажкин посмотрел в сторону справочного бюро. У находящейся рядом с ним билетной кассы по-прежнему стояли Причуда и представитель авиакомпании «Фортуна». Петька понял: сейчас всех поведут в гостиницу устраиваться на ночлег. И тут же боковым зрением увидел, как на улицу, чуть ли не следом за Смирновым, пулей вылетел Гималайский Медведь. «Интересно, куда это он торопится? — пронеслось в голове у Бумажкина. — Уж не следит ли этот тип за журналистом? И в буфете сидел за соседним столиком… А как он зыркнул глазами, когда ввалился в самолет! — И тут вдруг до него дошло, — ведь он же проверял, есть среди пассажиров Смирнов или нет… Но зачем ему это нужно? Нет, все это определенно не из простого любопытства».

Острая тревога за коллегу пронзила Петьку. Он метнулся к двери и выбежал из здания. Примыкающая к нему площадь была пуста. Из ресторана «Белые крылья», который находился метрах в пятнадцати, чуть слышно доносилась веселая музыка.

— Сергей! — громко крикнул в темноту Петька, — Смирнов!

Никого.

Петька завернул за угол, тоже никого. Интересно, куда же мог деться Смирнов?

— Эй, пацан, — послышалось сзади, — тебя уже потеряли. — Петька обернулся. Перед ним стоял тощий военнослужащий. — Пошли в зал. Там списки для гостиницы составляют.

Вздохнув, Бумажкин поплелся за ним.

… Минут сорок спустя Петька уже крепко спал на жесткой гостиничной койке. Под подушкой у него лежали паспорт и авиабилет. Самолет должен был вылететь в десять часов утра.

Проснувшись, Петька вспомнил весь вчерашний день и еще раз, теперь уже четко, осознал, что его мечта попасть в какую-нибудь загадочную историю начинает сбываться. Только вот, радует ли это его? О такой ли истории он мечтал? И тут же поймал себя на том, что он ведь и не знал толком, чего хотел…

Бумажкину стало не по себе. Собственно, еще ничего особенного и не произошло, за исключением случая со зловредным шпингалетом, но он почему-то чувствовал, что самые серьезные испытания еще впереди. Что же делать? Не уничтожить ли, пока не поздно, бумажку, лежащую во внутреннем кармане пиджака? Не вытащить ли из сумки книжку Агаты Кристи, не оставить ли здесь?

И вдруг он понял, что все это УЖЕ бесполезно. Мина замедленного действия, заложенная им в своих мыслях еще в Москве, уже начала действовать…

Глава 11. В Чите

За полчаса до посадки самолета в Чите, Петька извлек из кармана фотографию дяди Миши и, не отрываясь, всматривался в ставшее уже родным, лицо. С блестящей поверхности, на фоне крепкой коренастой сосны, улыбаясь, смотрел такой же крепкий коренастый мужчина. Петьке представлялся он сильным, надежным и шумным.

И вот наконец Чита! Столица солнечного Забайкалья. Город давней Петькиной мечты. На память ему пришли известные каждому школьнику, строки:

Во глубине сибирских руд,
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд,
И дум высокое стремленье…

Радовалось Петькино сердце, пело и готово было вырваться из груди от счастья. Еще бы! Ведь дальше подмосковных станций: Монино, где жила его тетя, да Перловской, где Бумажкины снимали дачу, он еще не был.

Петька вспомнил реакцию сверстников на то, что он едет на каникулы не на известные многим Канары или Багамы, а в дикий, суровый край. Вот уж повеселились некоторые! Особенно Самохвалова, которая полагала, что по улицам областного центра толпами ходят медведи, а люди там не умеют ни читать, ни писать. А чуть ли не в самый последний момент позвонил Попов-младший. Он только что узнал о Петькином «безумном» решении и ехидным голосом пожелал мягкой посадки и хорошего отдыха. «Ах ты, поповская морда! — подумал тогда Бумажкин. — Да ты еще локти от зависти кусать будешь, когда я вернусь обратно и расскажу, как было здорово!»

Целых три ночи перед отъездом в Читу Петька не спал, все представлял встречу с родственником. (Кроме всего прочего Бумажкина волновал вопрос, как к нему обращаться: дед, Михаил Дмитриевич или как-то еще. Посовещавшись, с родителями, он решил, не мудрствуя лукаво, называть его, как это делал в своих письмах отец, дядей Мишей.) Вот он, Петька, спускается по трапу самолета, а вокруг, как рассказывал папик, сопки, а солнце светит так, что аж глазам больно! Вот через летное поле бежит крепкий высокий мужчина. Кто это? Ну конечно же дядя Миша! Не выдержал ожидания за воротами, преодолел все препоны и рванул!