Золото Серебряной горы

«Интересно, а где сейчас Саянский? — подумал Петька. И тут же хлопнул себя по лбу, да так, что даже Даша обернулась и удивленно посмотрела на него. — Ох и балбес же я! Сижу здесь, размышляю, можно сказать, нюни распускаю, вместо того, чтобы делом заниматься. Действовать, действовать надо!»

Он вскочил со стула, подбежал к двери и начал судорожно толкать в валенки ноги.

— Что случилось? — спросила Причуда.

— Живот… — застонал Петька, схватил телогрейку, шапку и пулей выскочил во двор.

Отдышался, пересек его и вышел за калитку. Весь Благодатный: дома, деревья, дорога — был покрыт свежим, только что выпавшим снегом. Петька поднял голову. Какая же необыкновенная красотища! Как и вчера, словно спелый банан, висел над головой желтый месяц, но сегодня темный купол неба казался выше, а звезды — еще ярче. Будто выпавший снег сделал светлее и чище не только поселок, но и весь небосвод.

Было тихо и спокойно. И так хорошо, что даже крепкий забайкальский мороз, похоже, ослабил свою хватку.

Стараясь держаться поближе к заборам, Петька двинулся к дому Саянского. Но не успел он одолеть и десяти метров, как в одном из дворов залаяла собака, потом — в другом, третьем, четвертом… И вот уже почти все собачье население Благодатного было поднято на ноги. Как будто именно так оно выражало протест против того, что кто-то осмелился нарушить этот необыкновенный покой.

Миновав последний перед домом Саянского поворот, Бумажкин замедлил шаг. Ага, вот и его «особняк» как на ладони. Странно, в окнах горит свет, ставни открыты. Может, он так торопился куда-то, что забыл их закрыть? И даже выключить свет? А может, все это сделано специально, чтобы создать для кого-то иллюзию присутствия?

Петьке осталось одолеть несколько метров, как в одном из дворов собаки разошлись не на шутку. На крыльце появился мужчина.

— Кто там? — крикнул он в темноту.

Собаки не умолкали. Услышав быстрые шаги, Петька торопливо нырнул в полуразрушенное деревянное здание. И тут же мимо него, вдоль улицы туда и обратно, промчался грузный мужчина. Бумажкин заметил торчащий вверх ствол ружья. Хлопнула калитка. Приумолкли собаки.

Понадобилось несколько минут, прежде чем Петька пришел в себя. Он представил, чем могло все закончиться, не попадись на его пути этого убежища.

Дом ведьмака оказался как раз напротив. Бумажкину хорошо было видно, как в желтом прямоугольнике окна, словно бабочка у костра, мечется силуэт Саянского. «Чего это он так нервничает? — удивился Петька. — Может, ждет кого-то?»

Вдруг Саянский исчез, а минуту спустя послышался звук открывающейся двери. Он появился на крыльце, спустился во двор и вышел на улицу. Петька собрался последовать за ним, как вдруг из двора Саянского вынырнула еще одна фигура и, озираясь, двинулась вслед за директором. Теперь юный сыщик был и вовсе ошарашен: это был некто иной, как… Гималайский Медведь! — «Выходит, они никакие и не сообщники? — недоумевал Петька. — В таком случае, он-то — кто? Телохранитель? Вряд ли… Похоже, что он даже не хочет, чтобы Саянский знал о его существовании. Иначе, зачем бы ему так красться? А может… Может, конкурент?»

Дождавшись, пока Медведь отойдет на приличное расстояние, Бумажкин выскользнул из укрытия и тоже пошел следом. С каждым метром сомнений по поводу маршрута оставалось все меньше: Саянский, а стало быть, и Гималайский Медведь с Петькой, двигались к Серебряной горе. Выходит, все-таки именно там ведутся какие-то работы, о которых упоминал Ибрагим.

Поселок закончился. Выбрав местечко потемнее, Петька присел возле одного из заборов, чтобы переждать, пока Саянский и Гималайский Медведь пересекут поле. Только сейчас он почувствовал, что пальцы его ног окоченели, а пятки, кажется, натерты до крови. Странно почему? А, все понятно! Ведь он же впопыхах забыл намотать портянки, и валенки оказались надеты на тонюсенькие носочки, чуть ли не на голые ноги.

Но вот наконец настала пора идти через поле. Ступив на белую заснеженную равнину, Петька почувствовал себя одиноким и беззащитным. Ведь одно дело пробираться по поселку и в глубине души лелеять надежду на то, что если что-то случится, то на крик кто-нибудь из деревенских да выскочит, и другое — знать, что ты останешься один на один с настигшей бедой.

Буквально переламывая себя, с трудом сдерживаясь, чтобы не повернуть обратно и не побежать к дому дяди Миши, стиснув зубы, шел Петька вперед. А чтобы не было так страшно, напевал про себя песню, которая именно сейчас, много лет спустя, вдруг всплыла из недр памяти. Ее часто исполняла мама перед тем, как уложить его спать, когда он был совсем маленьким. Петька помнил только один куплет, и то не полностью, но, как ни странно, и он придавал силы:

Орленок, Орленок, взлети выше солнца…

Наконец поле кончилось. Теперь Петька шагал по широкой проселочной дороге, с одной стороны от которой была степь, а с другой — лес, по которому еще вчера он шел с Геннадием Борисовичем.