Не спеша, я поднялся и побрёл на кухню. Жареное мясо с картошечкой и шкварками – пища простая и здоровая. Дымится, наваленная горкой в тарелочке и вилка наготове, в самый раз! Я сел за стол.
– Приятного аппетита, – Маринка с лёгким беспокойством поглядывала в мою сторону.
– Спасибо, – я взял вилку, отломил хлеб.
– Ты как себя чувствуешь?
– Превосходно, дорогая.
Дом, еда. Что ещё нужно? Да ничего! Чувство самодостаточности было настолько полным, что я улыбнулся.
– Илья, ты как не от мира сего, – заметила Маринка далеко не впервые.
Вместо ответа с улицы донёсся вопль Шнура:
Борин отец давал газу.
– Конечно, – мирно ответил я и принялся кушать.
– Ты так странно улыбаешься всё время. Думаешь о чём-то своём и улыбаешься.
– Да, дорогая. Так и есть.
– Что с тобой произошло?
Этот вопрос Маринка задавала уже много раз, а я не знал, что ответить. Поначалу казалось, что рассказывать слишком много и лучше отложить историю на потом. Затем я отогрелся и чувства стали таять, пока не истаяли вовсе. Теперь я не находил слов.
– Не знаю, – бесхитростно отозвался я.
– Вы вернулись какие-то странные. Ксения говорит, что Слава замкнулся, ничего не рассказывает, только пьёт. Ты лежишь в постели целыми днями и молчишь. Что с вами случилось, Илья? Из тебя слова не вытянешь. Ты как-то изменился.
– Наверное.
– Когда ты приехал, у тебя глаза были ожесточённые, а сейчас…
– Отлежался, – пробормотал я. – Отмяк.
Харги казались кошмарным сном. Но вот, сон закончился, а явь оказалась такая уютная…
– Илья!
– Спасибо, дорогая, – я отодвинул пустую тарелку. – Было очень вкусно.
– У вас что-то настолько страшное произошло, о чём ты стараешься забыть? – проникновенно спросила Маринка.
Интересная мысль. Не иначе, как супруга популярных книжек о психологии начиталась на досуге. Время у неё было.
– Как у тебя сегодня день прошёл? – совершенно невпопад спросил я и посмотрел на Маринку невинным взором.
Вопрос привёл жену в совершеннейшее смятение. Маринка замерла и только было открыла рот, как телефон, в который я упирался локтем, пронзительно зазвонил.
– Возьми, узнай, кто там, – вибрация от звонка неприятно отдавала в кость, но совершенно не хотелось двигаться и я даже руку не убрал.
Маринка схватила трубку. Я заметил, что глаза у жены на мокром месте.
– Тебя, незнакомый мужской голос.
Интересно. Обычно супруга безошибочно определяла всех моих партнёров по бизнесу. Непрошеный звонок не предвещал ничего хорошего, но мне и это было безразлично.
– Алло, – я взял трубку.
– Здравствуйте, Илья Игоревич, – сухим казённым тоном приветствовал меня Ласточкин. – С возвращением в Санкт-Петербург.
– Спасибо, – сказал я и подумал, что у криминального прошлого очень цепкие когти. Иногда оно может ослабить хватку и тогда жертве кажется, что она освободилась. Однако это вредная иллюзия: воспользовавшись беспечностью добычи, прошлое всё глубже запускает свои длинные кривые кинжалы в душу несчастного. Вырваться из его захвата практически невозможно. Особенно, если тебя давит хорошо знакомый со старыми грехами человек. Например, твой следователь.
– Как прошла поездка на дальние севера? – ехидно поинтересовался легавый.
– Спасибо, хреново, – радостно ответил я.
– Место выбирал для отсидки? – не унимался следак.
– Ага.
– Нашёл?
– Угу.
– Делиться будешь?
Только сейчас я заметил, как двусмысленно прозвучал предыдущий вопрос. Что я, собственно, нашёл? Беседа с Ласточкиным подобна прогулке по минному полю, каждый шаг грозит бедой, и надо быть чертовски внимательным. Даже весело стало.
– Чем, сроком поделиться? – поспешил исправиться я. Ошибок допускать было нельзя.
– Что, много накрутил?
Ласточкин лупил в десятку, будто следил за мной всю дорогу. Но откуда ему знать, не мог же он в самом деле меня пасти? Глупости. Просто берёт на понт, пробивает, уверенный, что в моей работе без криминала не обойтись.
– Нисколько. Я закон чту, – самым благочестивым тоном ответил я.
– Врёшь ведь, – Ласточкин вдруг стал серьёзен. – Я знаю, какие у тебя дела с еврейской семьёй. Ты слишком круто попал. Это не твой уровень, Потехин.
– О чём вы говорите? – я постарался изобразить праведное негодование, хотя на сердце кошки заскребли.
– О золоте, – веско уронил следователь.
Знал или гадал? Я попробовал уточнить:
– Вы чрезвычайно расплывчато говорите. Еврейских семей в Санкт-Петербурге много, а еврей без золота не еврей, – краем глаза я заметил стремительно растущее выражение тревоги на лице жены. – Если хотите ясности, будьте конкретны, иначе нам не достигнуть взаимопонимания.
Тут я немного приоткрыл свои карты, зато поставил Ласточкина перед выбором: проявить осведомлённость или уйти не солоно хлебавши. Прямой, открытый, мужской разговор.
– Твой лепший кореш Гольдберг – высокого полёта птица, – предупредил следователь. – Он потомственный антиквар, а ты мелочь пузатая. Тебе пока везёт.
– Я знаю.
– Но это временно, – заверил Ласточкин. – Здесь игра пошла на миллионы долларов. Давид – папик тот ещё! Таких как ты он как семечки лузгает.
– Ну-ну, – сказал я.