Золото шаманов

Мы с корефаном переглянулись. Достали из-под одежды стволы, протёрли, сложили в углу и прикрыли ветошью. У нас ещё оставались ножи. О них разговора не было, да и милиция в последние годы стала относиться к пикам спокойно.

Когда мы вышли на дневной свет, Михаил Соломонович оглядел нас с головы до ног и вздохнул.

– Ну, чё, совсем завшивели в подполье? – Слава правильно его понял.

– Вроде того, – вежливо съехал Михаил Соломонович. – Предлагаю перед завтраком в баню. Сауну не обещаю, но душевая работает.

– Больше нам и не надо, – сказал я.

В машине, старом «Шевроле Тахо», ждал Вадик. Вид у него был нездоровый, но чистенький и нарядный. Двоюродный братец позаботился о нём, пока мы гнили на матрасах.

– Приве-ет, – сонно протянул он, когда я устроился рядом на заднем сиденье.

– Привет. Ты что такой вялый?

– Я ему димедрола вколол, чтобы тряску легче переносил, – пояснил Михаил Соломонович. – Что, тащит тебя, волка́?

– Та-ащит, – пробормотал Вадик.

За минувший вечер они познакомились и между ними что-то произошло. Судя по бойкому виду Давида Яковлевича, ничего слишком плохого и непоправимого, но отношение к Вадику явно ухудшилось. Должно быть рассказал о наших подвигах.

Как бы то ни было, ко мне с корефаном Михаил Соломонович продолжал относиться вежливо, наверное, боялся. Мы посетили душевую на задворках автокомбината, открытую по первому же стуку пьяным сторожем. Зеркало в раздевалке отразило чью-то страшную чумазую рожу. Я даже не сразу понял, что мою. Надо же так изгваздаться! Впрочем, это было легко исправить. Горячая вода, мыло и старая мочалка – что ещё нужно вышедшему из леса партизану? Разве что бритва. Одноразовый станок нашёлся у запасливого чёрта. Мы привели внешность в порядок и почувствовали себя бодрее. Даже КПМ на выезде из Красноярска перестал нас пугать.

Из города выехали беспрепятственно. Дорожный инспектор мельком глянул документы Михаила Соломоновича и отпустил машину. Всё было подозрительно мирно. Казалось, сюда не дошли известия ни об усть-марьском побеге, ни об усть-марьской резне. Во всяком случае, на пассажиров менты не обратили ровным счётом никакого внимания. Мы отъехали от поста и остановились возле дорожной закусочной. После бани зверски хотелось есть. «Скания» с Гольдбергом-старшим подвалила аккурат к десерту. Мы сели в «Шевроле» и поездочка началась.

Меньше всего я хотел бы повторить этот забег. Если уж поездка в мягком вагоне из Москвы до Красноярска показалась мне безумно долгой, то что говорить о затяжном пути на машине! Перегоны, перекусы в придорожных гадюшниках и – дорога, дорога, дорога, перемежаемая редкими и короткими ночёвками в мотелях. В детстве я никогда не хотел быть шофёром-дальнобойщиком, отличие от других мальчишек, наверное, инстинктивно понимал тоску бесконечной трассы. Решительно не принимаю этой романтики. Впрочем, trahit sua quemque voluptas. [19]

На второй день сидячего образа жизни расклеился Вадик. Мы со Славой переместились в «Сканию», предоставив Гольдбергу-старшему вести машину посменно с другом, а Гольдбергу-младшему позволив улечься на широком диване «Шевроле». Однако к Перми Вадику сделалось совсем хреново. Его трясло, мутило и подташнивало. Рана загноилась, он заметно ослаб. После Ижевска перестала помогать волшебная аптечка Михаила Соломоновича, и мы стали всерьёз обсуждать – вернуться в город и сдаться на милость врачей или дотянуть до Казани, чтобы передать больного на руки каких-то сомнительных корешей Давида Яковлевича. Оба расклада были мутными, а первый так и вообще губительный: о пациенте с пулевым ранением в больнице сразу телефонируют ментам. И мы решили везти Вадика дальше. Золото в кузове не оставляло возможности выбора.

Вадиковы мучения кончились в Москве. Пока мы с грузом ждали в мотеле, «Шевроле» умчался в город и к вечеру вернулся без раненого пассажира. Усталый, но довольный Давид Яковлевич предложил немедленно выдвигаться в Петербург. Мы домчали до него к полудню, трижды остановленные мусорами и один раз подвергнутые досмотру питерским ОМОНом с выворачиванием багажника и проверкой документов. Наши со Славой паспорта успешно заменила пятидесятидолларовая банкнота. Выглядели мы опрятно, вели себя скромно и претензий не вызвали. Да здравствует коррупция!

Я так и не узнал, что мы везли на «Скании» от самого Красноярска. В накладной были указаны обои и плинтуса. Не исключено, что так оно и оказалось на самом деле.

Главный груз наконец оказался в гараже Давида Яковлевича, реализовав семейную легенду Гольдбергов в трёх центнерах чистого золота.

Сибирская экспедиция закончилась.

* * *

Только сейчас, в спокойной обстановке, я смог оценить величие своей находки. Из дальнего угла гаража Врата являли собой потрясающее зрелище. Электрический свет отражался от них волшебный сиянием, в котором окружающие предметы теряли грубую реалистичность и обретали неземную эфирную красоту.

В то же время, сияние Врат не имело ничего общего с мягким золотым светом из моего сна в часовне. Врата сверкали холодно, но неодолимо притягательно – зримое воплощение земной власти.