– Как зачем? Схему посмотрите! У них там в двух местах освещение на крыше! Прожектор и две праздничные гирлянды. Если от них кабель под шифером прокинуть, то за наше с бабушкой электричество платил бы музей, а у нас счетчик бы не крутился. Всего только и надо было что двадцать метров кабеля! Музею же всё равно, больше платить или меньше! Он государственный!
Матушкин коснулся локтя Пети.
– Я издали видел! Это же ты бросил схему в машину? – тихо спросил он.
– Ну я, – неохотно отозвался Петя.
– И давно она у тебя?
– Не особо.
– И когда ты начал подозревать Кузина?
– Когда понял, что в ту ночь он тоже был на крыше.
– Но как ты это понял?
– Семечки, – объяснил Петя. – Кузин все время лузгает семечки. Вокруг пролома была шелуха.
Матушкин хлопнул себя по лбу.
– Шелуха! Я тоже ее видел!.. Когда ты был на крыше? Значит, уже после того, как ее проломило тополем? – строго спросил он у Кузина.
– Не был я нигде!
– Не ври! Дыру видел?
– Я просто залез и сразу слез. Да не держите вы меня! Не брал я вашу вонючую чашу!
– Ты на чердак спускался?
– Нет! – крикнул Кузин.
– Что, прям так и не спускался? Неинтересно было?
– Зачем бы я туда полез? И как обратно бы вылез? Прыгал бы как зайчик? – огрызнулся Кузин.
– Ладно, это мы еще выясним. А в музее кто-нибудь был? Кто-нибудь слезал при тебе с крыши? Залезал на нее?
– Я никого не видел!.. Рука! Да дайте хоть встать!
– Какие инструменты были у тебя с собой? Отвертка? Фонарь? – строго спросила Аполлинария Бьянка. – Без фонаря ты бы не полез. И провода чем крутить собирался? Руками?
– Я больше не буду! Я же не тронул ваш кабель! Отпустите меня! – всхлипнул Кузин.
– Отпустим, когда надо будет! – сказала А. Бьянка, сажая Кузина в машину.
– Ноутбук там мой валяется! Ноутбук подобрать надо! – засуетился Святослав.
Сыщица из Краснодара договорилась с Матушкиным, что он сейчас подойдет в отделение полиции, после чего машина тронулась. Капитан и папа Гаврилов остались на улице.
– Парень вполне мог спуститься в музей, раскрутить витрину и взять чашу. Фонарь у него явно был, инструменты имелись… – задумчиво сказал Матушкин папе Гаврилову.
– Да. Но он настаивает, что никого не видел. Какой ему смысл врать? Напротив, есть смысл сказать, что он кого-то видел, чтобы свалить на него вину. Может, говорит правду? – сказал папа Гаврилов.
– Минуту! – возразил следователь. – Бугайло утверждает, что они покинули музей, когда услышали шорох в соседнем зале. Что, если это был Кузин? Он мог спрятаться в музее до пяти утра. Дождался, пока охранник совершит обход, а потом отвинтил стекло, взял чашу, вернул стекло на место и каким-то образом выбрался на крышу.
– Для таких дел выдержка нужна, а парень нервный, – сказал папа Гаврилов.
– Да-а, трудное дело! – вздохнул Матушкин и вдруг начал вертеть головой.
– А где, кстати, ваш старший сын? – спросил он.
– Не знаю, – ответил папа Гаврилов. – Кажется, убежал.
– Ладно! Тогда и мне пора! Меня ждут! – сообщил Матушкин и умчался в отделение.
Петю папа нашел дома. Он сидел перед ватманом и мыслил. И Кузин, и Карабас с Дуремаром были у него обведены красным маркером. Не ограничившись этим, он забрал у Кости трех солдатиков и переставлял их по чертежу как фишки.
– Этот тут. Эти двое тут. Совпадает? Нет! – Петя переставлял солдатиков дальше. – А если он внизу, а эти двое на крыше? Нет, дыру в чердаке сделал Карабас! До него в музей никто провалиться не мог!
Рядом сидел Костя и с тоской смотрел на своих солдатиков. До этого он не играл с ними полгода, но теперь, когда они были у Пети, то и для Кости они обрели новую ценность. Ему казалось, что если он не отберет их у брата прямо сейчас, то никогда больше не увидит.
– Давай я тебе принесу игрушки из киндеров! А солдатиков отда-а-ай! – ныл он.
– Хорошо… – уступил Петя. – Тащи сюда другие фигурки и… м-м-м… зефир!
Мозгу великого сыщика требовалось много горючего. Таким горючим для него служил зефир, который он ел почему-то исключительно с соевым соусом. Изредка, правда, Петя делал исключение для шоколадного масла. И его поедал уже без соуса, намазывая на хлеб.
Порой Петя что-то записывал на отдельных листах бумаги, переставлял их с места на место, точно складывал мозаику, а затем беспощадно рвал и бросал в корзину, а иногда переносил что-то с одного листа на другой. Видимо, это были мысли, которые Петя признавал наиболее ценными, с прочими же он без жалости расставался.
Папа и мама были поражены способностью Пети так долго концентрироваться на одном предмете. Они по очереди подходили к двери комнаты и любовались в щелочку на думающего Петю. Петя залепил щелку пластилином. Катя вытолкнула пластилин коктейльной трубочкой. Тогда Петя повесил на ручку двери вешалку, а на вешалку свой свитер, который выталкивать трубочкой было бесполезно. Свитер только раскачивался на вешалке, чем сразу выдавал Пете, что за ним следят.