Золото собирается крупицами

Подружки тоже не хотят, чтобы она уезжала от них, покидала их навсегда. И начинается последняя потеха – они связывают веревкой ее постель, на нее сажают молодую, и завязывается веселая борьба – подружки не отдают ее, а нанятые женихом женщины отнимают постель, стараются распутать тугой узел. Жених выкупает веревку, четыре подружки поднимают над ее головой платок и начинают так плакать, так реветь, что Нафиса снова плачет вместе со всеми, потому что нет сил не отозваться на эти раздирающие душу вопли и стоны… Потом она одаривает подружек, теток – кому отдает полотенце, вышитое ею самой, кому нитку, кому лоскуток, и подружки ведут ее к телеге. Она для виду куражится, словно ей тоже невмоготу покидать родительский дом, и, чтобы утешить ее, отец что-то дарит ей на прощанье. И вот телега трогается под плачи и причитания, трясут гривами кони, гудят по сухой дороге колеса, а Хисмат едет впереди, верхом на гнедом иноходце, торопит его легкими ударами каблуков, оглядывается на нее…

Телегу будто подбрасывает на глубоком ухабе, и Нафиса просыпается… Был уж вечер, и закатное солнце сочилось кровавыми каплями в полумглу сарая.

Лязгнул замок, заскрежетал ржавый ключ, и Нафиса бросилась к двери.

– Я здесь, Хисмат!..

– Не кричи, это я, – ответил ей низкий, чуть надтреснутый голос, и Нафиса вздрогнула, узнав Ханифу – старуху соседку.

– Тебя послал Хисмат, да? – поборов пер вый приступ страха, забормотала Нафиса. – Ты принесла весть от него, Ханифа-енга?

– Не шуми, говорю, – голос старухи был не понятно суров. – Вот, одевайся…

Она развязала большой узел и разложила перед онемевшей Нафисой длинное узорчатое платье, отделанный зеленым сукном и серебряными монетами жилян, который нужно было надеть поверх платья, сапожки, серьги и дорогой нагрудник, украшенный коралловыми бусами.

– Это кто тебе все дал? – испуганно спросила Нафиса. – Зачем ты мне принесла такой наряд?

– Разве у тебя нет своего ума, чтоб догадаться? – старуха усмехнулась – Живо одевайся! Мулла уже пришел читать никах!..

– Не буду! Не пойду! – крикнула Нафиса и рванулась назад, в глубину сарая. – Лучше умру, чем стану женой бая!.. Лучше повешусь вот тут…

Она еще что-то выкрикивала в беспамятстве и слепой ненависти, но слова ее словно падали в пустоту глубокого колодца и глохли, не долетев до дна.

– Не упрямься, как глупая овца! – спокойно и тихо возразила старуха. – Думаешь, я любила своего жениха, когда меня выдавали? Тринадцать лет мне было – девчонка сопливая, что я понимала. А вышла – и прижилась… Как будто отец будет кого спрашивать – хотим мы идти замуж или нет?.. Не дурачься, не отворачивайся от своего счастья!.. Нацепи сережки – смотри, как блестят!. Сколько девушек в деревне завидуют тебе, а ты свой характер показываешь.

– Все равно не хочу..! Не хочу!

Дверь распахнулась, и в сарай мелкими шажками вбежала нарядно одетая Фатхия. Мать выглядела помолодевшей и красивой, и, взглянув в ее счастливое, полное радостного возбуждения лицо, Нафиса поняла, что судьба ее решена и, что бы она ни говорила, о чем бы ни просила, никто не захочет ее слушать.

– Ну, что ты стоишь? – крикнула Фатхия. – Не надоело тебе еще плакать? Так можно и глаза выплакать… Живо одевайся!

Она набросила на голову дочери платье, и Нафиса покорилась сильным и уверенным рукам матери. Всегда такие нежные и добрые, целительные, когда вытирали с ее детских щек набежавшие слезы, сейчас эти руки грубо вертели ее то в одну, то в другую сторону, рывками застегивали на спине нагрудник, хватали за мягкие мочки ушей, вдевая серьги,

– Мама, в последний раз прошу – не губи те меня! – сквозь слезы вышептывала Нафиса. – Неужели я так надоела родной матери и отцу, что они выгонят меня замуж за старика?

– Не болтай попусту! – Фатхия подтолкнула ее. – Лучше бы думала о том, как не опозорить отца и мать… Не бегала бы по ночам, так и в сарай бы не посадили! Сама виновата!..

– Но ты же говорила, что никах послезавтра. Кто вас торопит?..

– Зять торопит! Закрой рот, и чтоб я больше не слышала твоих глупых слов!

– Не буду я жить с этим старым ишаком! – опять затрясла головой Нафиса. – Не буду

Мать схватила ее за руку, и Нафисе показалось, что она ударит ее по щеке, но Фатхия лишь потащила ее силой из сарая. Ханифа-енга тянула ее за другую руку, и так, задыхаясь и сопя, они втолкнули ее в двери.

И Нафиса замерла и притихла, увидев полный людей дом, муллу Гилмана, сидевшего на нарах с Кораном в руке, и разодетого Хажисултан-бая, склонившего бритую голову в черной бархатной тюбетейке, украшенной серебряным шитьем. Он был в богатом камзоле, надетом поверх белой рубахи, в широких холщовых штанах и ситыке. Это длилось одно мгновение, когда она задержала свой скользящий взгляд на нем, но она увидела красное угрястое лицо, похожее на кусок сырого мяса, лоснящийся от жира и пота нос, блуждавшую на губах довольную улыбку, и ее чуть не стошнило.