Золото собирается крупицами

— Оставьте меня в покое! — крикнул Кулсубай. — Вы завидуете мне, что я хорошо в последние дни зарабатываю, или хотите поссорить меня с хозяином, чтобы он прогнал меня с шах ты!..

— Да что с тобой, Кулсубай? — Потирая ушибленную спину, Сайфетдин выпрямился, с удивлением глядя на товарища. — Тебя кем-то подменили другим!.. А Михаил еще просил меня — передай, мол, ему привет, расспроси его, как ему живется, — доброй души человек!.. Ни чего себе добрый! На друга с кулаками лезет!..

— А что мне твой Михаил? — хрипло дыша, выкрикнул Кулсубай. — Все, что он говорил, оказалось мыльным пузырем — лопнуло, и следа не осталось. Где его свобода, которую он обещал? Где привольная жизнь, чтоб мои муки кончились и я перестал думать о куске хлеба?

— Придет время, и все переменится…

— Хватит! Довольно кормить меня баснями! Что ни делай, бедняк—это бедняк, а богач — это богач!..

— Ты что же, перестал верить Михаилу? — спросил Сайфетдин. — Какая же ему выгода обманывать тебя. Разве лишний раз в тюрьме по сидеть за таких, как ты!

— Я его туда не прятал — он сам угодил! — неотступно и зло твердил Кулсубай. — Что мне проку от его речей? Может, он и добра мне хо тел, да только чем все это кончилось? И всегда так было и будет — у кого в руках плетка, тот и хозяин…

Он вдруг как-то обмяк, словно устал спорить, надел казакин поверх мокрой, прилипшей к телу рубашки и, разбрызгивая лужи под ногами, начал загружать глиной тачку.

— В последний раз прошу тебя, Кулсубай! — повысил голос Сайфетдин. — Подумай о детях! Выходи наверх, пока не случилась беда. С голоду не помрешь, поможем тебе понемногу.

— А меня и Шайбекович не оставит в беде, — упрямо стоял на своем Кулсубай. — Он хоть и большой начальник, наш управляющий а все же свой человек, мусульманин. Зашел как-то ко мне в землянку, денег на гостинцы ребятишкам дал…

— Ну, тогда понятно, — протянул Сайфетдин. — Если ты дружбу с самим Накышевым водишь…

— Ты что хочешь сказать, что я продался? — бросив лопату, закричал Кулсубай. — Уходи от сюда1 , пока цел! Видеть я вас не хочу! Тоже мне радетели!..

— Жалко мне тебя, Кулсубай, — вздохнув, проговорил Сайфетдин и повернулся к своим товарищам: — Пойдем по другим забоям, предупредим всех, а потом я сбегаю в контору к Сабитову и скажу, чтобы он поднимал людей на верх, пока не поздно…

Когда ушли Сайфетдин и его товарищи и шаги их заглохли в глубине штрека, Кулсубай вдруг почувствовал непомерную усталость. Ныла спина, отяжелели руки и ноги, и, казалось, не будет сил, чтобы подняться и взять кирку. Наплывала на глаза какая-то липкая, темная муть, точно застилало их черной слезой.

В забое висела чуткая, до звона, тишина, пробивали ее лишь монотонно и усыпляюще падавшие капли, да изредка откуда-то из дальнего забоя доносились глухие удары, скрежет лопат, потом снова все затягивала тишина.

Отдышавшись немного, Кулсубай растер ладонями бок, повесил на шею карбидную лампу и потянул груженную породой тачку в сторону ствола. Но не успел он сделать несколько шагов, как в глазах у него потемнело, голова пошла кругом, и он сел на землю, не в силах справиться с навалившейся слабостью.

«Может, зря я не послушался Сайфетдина?»—подумал он.

Дышать становилось все тяжелее, и, собрав остатки сил, он упрямо потащился вперед, но в дальнем конце штрека грохнул обвал, пламя лампы метнулось и погасло.

— А-а-ааа! — крикнул Кулсубай. — Помоги-те-е!

Он сразу задохнулся, точно рот ему заткнули кляпом, и он еле удержался на ногах. Он пробирался ощупью в темноте, спотыкаясь, падая, изредка принимаясь кричать, но опять горло схватывало удушье, подступала тошнота, и он думал, что еще минута-другая — и он свалится и больше не встанет. Но какая-то сила, неподвластная разуму, гнала его вперед.

Штрек весь сотрясался от грохота обвалов, и непонятно было, куда он бежал — к выходу, к клети, или совсем в другую сторону, но он уже не мог остановиться, охваченный страхом и отчаянием. В темноте он натыкался на шахтеров, тоже метавшихся в поисках выхода, он слышал хрипы, и стоны, и ругательства, кто-то падал, и люди подминали упавшего, волной прокатывались над ним, а откуда-то из глубины шахты плыл мощный гул и грохот, с треском ломались крепления, казалось, сама земля сдвинулась и плыла под ногами. Кулсубай ткнулся вдруг в стену, отшатнулся, упал, споткнувшись о чье-то тело, пополз на четвереньках, но за спиной точно взорвалось что-то, его окатило градом камней, и он упал. В кромешной тьме надрывно и страшно кричали люди, обезумевшие от ужаса:

— О аллах! Спаси меня!.

— Дети! Мои дети! Кто прокормит их!.. По жалей их, аллах!

— Стыд и позор на мою голову!.. Зачем я не послушал Сайфетдина, старый осел!..

Над головами трещала кровля, сыпалась порода, толстые столбы, поддерживавшие подхваты, медленно оседали и, как в масло, уходили в землю. Кулсубай это почувствовал, обхватив руками столб, но тут страшный удар опрокинул его навзничь, и он провалился в гудящую пустоту.

…Сайфетдин добежал до конторы и в дверях столкнулся с Сабитовым.