Золото Советского Союза: назад в 1975

— Саня, ты чего? Он у нас один такой честный и бескомпромиссный. Я ещё удивился, с чего бы тебе сыном мента Шарипова представляться у геологов.

Мать моя женщина! Потому что я и есть сын мента. Только погиб мой батя в моём раннем детстве. В далёком семьдесят пятом. В недрах Бодайбинского района!

Не может быть! Или уже может? Сижу же я в чужом теле в этом самом семьдесят пятом году.

— Какое сегодня число? — сверкнуло молнией в мозгу.

— Десятое.

— Десятое чего?

— Июля конечно. Ты чего?

— Ничего, — ошарашено ответил я.

Дата смерти отца достоверно не была установлена. Тело нашли не сразу. Но пропал он двадцатого июля. Млять! Десять дней осталось, максимум две недели. Что-то надо делать. Думай, голова!

— Дай сигарету! — попросил я.

Дожил, курево клянчить приходится. И Федька, жмот, нет бы пачку сразу выдать, так больше двух сигарет не даёт. Им цена-то шестнадцать копеек за пачку, как сейчас помню. Поэтому курю по половинке, отплёвываясь от табачных крошек. Прима, это тебе не Парламент.

Покурю, подумаю. Если я в реальном прошлом, тут и я сам есть, только мне пять лет, и мама тоже тут есть. Полный сюр! Но есть шанс спасти отца и не расти безотцовщиной.

Что делать? Бежать прямо сейчас? Далеко не убегу. У каждого из подельников по ружью. Один я безоружный. И следят все друг за другом исподлобья — про самородок помнят, каждый надеется вернуться за ним позже. Значит, иду с ними до места временной стоянки и при первом подходящем случае сваливаю. А куда идти? Я ж понятия не имею, в какой части географии нахожусь. Речки тут не подписаны, дорожных знаков нет по причине отсутствия дорог. Знакомых ориентиров нет. Карты нет. Как сказал Митрич, смоля самокрутку и постукивая себя по лбу указательным пальцем:

— Вот тут все мои карты.

Ладно, идём дальше. Постараюсь запомнить путь, если что, обратно по нашим следам вернусь.

Тропа вывела нас на опушку каменной реки. Дальше шли по курумнику, торопились уйти с открытого пространства, а он как будто хотел мне подыграть, всё не кончался, широко раскинувшись между крутых берегов. Когда вдали снова послышался звук вертолёта, все заметались, спеша под укрытие деревьев, а я спецом не торопился. Типа ногу подвернул. Где уж там. Меня с двух сторон подхватили Жека и Федька и уволокли в кусты. Но то, что нас ещё ищут, даёт надежду.

Вскоре Митрич сказал сидеть тихо, а сам пошёл на разведку в лабаз. Жека хотел закурить, но схлопотал подзатыльник от Феди. Мы не успели даже толком передохнуть, как неслышно вернулся Митрич и мотнул головой:

— Уходим. Там недавно кто-то был.

Да сколько же можно ходить как вьючный осёл? Сбросить бы хоть чёртов матрац. Но нет, нельзя оставлять следы. Мы попрём ценное имущество на горбу.

Уже вечерело, когда послышался отдалённый лай собаки, а за ним другой — с противоположной стороны. А мы только-только успокоились и встали на ночёвку. Первым вскочил Федька, за ним и Жека.

— Обложили, с-суки! Бежим!

Бежим так бежим. Но больше я этот мартац не потащу. Бросили всё, включая инструменты, ружбайки только прихватили. У Жеки был полупустой рюкзак, вот его он цепанул и рванул подальше. Сперва бежали вроде вместе, первым пропал Митрич. Может, на какую незаметную тропку свалил, а может отстал. И я понял, что это мой шанс. В сумерках видно всё хуже, кто там оглядываться будет.

Собаки лаяли то ближе, то дальше, и даже мне было не по себе от этого. Я конечно хорошо придумал сдаться, но что со мной сделают, ещё неизвестно. Вот если бы с отцом с глазу на глаз оказаться, я б ему всё, как на духу выложил про себя. А тут споткнулся Жека, который бежал прямо передо мной. Я почти успел перепрыгнуть через него, но зацепился за лямку его рюкзака и рухнул рядом. А Жека вместо того, чтобы подняться и бежать дальше, начал ползать на карачках и что-то шарить в траве. Что он ищет, я сразу понял, потому что приземлился как раз на это что-то. Всё-таки он его выковырнул и присвоил! Килограмма на два с половиной самородочек. Рука сама упихала его в карман, и я отступил за дерево, а потом и свернул в обратную сторону — на лай собак. Теперь у меня есть козырь.

Когда на меня выскочил лохматый белый пёс, оповещая округу, что преступник обнаружен, я малость прифигел. Это же наша собака! Бельчик, мой товарищ и друг детства. Бабушка чесала с него шерсть и вязала варежки и носки, а я его запрягал в санки.

— Бельчик, Бельчик! — позвал я. — Дружище!

Да он совсем ещё молодой, почти щенок. Опешил, даже лаять прекратил, но при попытке приблизиться оскалился и зарычал. Молодчина какой! Не признаёт всякое отребье. А ведь выскочи он на моих дружков, и пристрелить могут.

— Сидеть! Ждать! — скомандовал я. Он у нас умный был, командам обучен.

Бельчик плюхнулся на мохнатый зад, но тут же вскочил и ещё азартнее залаял на непонятного человека, который решил, что может отдавать хозяйские приказы. Ладно, придут же когда-то люди на лай. Переложу-ка я пока самородок в хорошее место, а то как бы не вышло чего. И портянки заодно перемотаю.

Минут через пять и люди подоспели.