Через три дня я предприняла ещё одну попытку избавить друзей от пут, но опять неудачно. Я держалась, терпела боль. Секунды тянулись, как часы, но мне удалось лишь немного сдвинуть магические кандалы, прежде чем страх нахлынул на меня, словно цунами, сметая и утаскивая на глубину. Так глубоко, что я забыла цель. Забыла, что я делаю и для чего терплю боль. Поддавшись панике, я вновь отдёрнула ладонь и сжалась в углу. Обжигающий холод стал более привычным, поэтому в тот раз я почти не плакала. Но морально была раздавлена, словно жгуты высосали из меня почти всю жизнь.
– Оставь их, Ойро! – В ореховых глазах друга не было даже искры обычного веселья.
– Нет другого способа.
– Прекрати себя мучить! Я… я не могу… не могу больше смотреть на это, – в его голосе звучали сожаление и печаль.
Мой Дарен, который никогда не мог смотреть, как страдает кто-то другой. Всегда выступающий вперёд, закрывая меня собой. Я невольно улыбнулась этой мысли и, подавив страх, коснулась его руки, избегая металла на запястьях.
– Завтра. В последний раз. Я попробую в последний раз.
– Обещаешь? – он немного расслабился.
– Я обещаю, – я выдавила улыбку, в душе надеясь, что мне не придётся нарушать слово.
И вот наступает следующая ночь. Сегодня она особенно холодная. Мы дожидаемся окончания ужина и момента, когда большинство Смотрителей уснёт. Я недолго наблюдаю, как изо рта вырываются едва заметные облачка пара. Потом, зажав в зубах кляп, чтобы не разбудить охранников, я хватаюсь за жгуты левой рукой. Я научилась сдерживать боль, но не панику, затопляющую сознание.
Магические оковы не показывают мне образов или видений, но каким-то образом мой разум, как безумный, опять начинает метаться в ужасе, приказывая мне убрать руку и
И в этот момент мои руки чернеют.
Из груди вырывается вздох облегчения от ощущения, будто на горячий от лихорадки лоб положили прохладную тряпицу.
Боль. Безумие. Оцепенение. Всё уходит. Исчезает, как жуткий сон после пробуждения, когда остаётся лишь память об испытанном страхе. Жгуты меня больше не держат, они затихают будто… в испуге. Я дёргаю их, и металл сразу же поддаётся, отцепляясь от рук исарийки. Я тотчас с отвращением швыряю оковы в дальний угол, словно гадюку.
Мальта, потирая запястья, внимательно смотрит на меня, как на человека, которого видит впервые, но пытается отыскать что-то знакомое. На её лице застывают эмоции, которые я не могу распознать. Я не успеваю придать этому значение, как старуха трясёт головой, и этот взгляд моментально исчезает.
– Что ж, теперь освободим тебя, парень, – она присаживается рядом с Дареном.
Мальта обхватывает кандалы рукой. Я вся напрягаюсь, ожидая, что исарийка закричит от боли, которую чувствовала я, или что у неё ничего не получится. Но буквально через секунды металл, обмякнув, сползает с запястий кахари, и жгуты повисают в ладони Мальты.
– Смотрителям наверняка не понравится, если они увидят нас с утра без этой мерзости. Но я сумею разбить вакуум с помощью своего воздуха, лишая их силы, – исарийка крепко сжимает оковы, словно они могут превратиться в змею и уползти куда-то. – То есть нам придётся надеть их обратно, но затем легко снимем.
Я шумно выдыхаю и опускаюсь на пол, с облегчением понимая, что мне не придётся больше сражаться с магическими путами. Дарен согласно кивает Мальте и садится напротив, берёт мои руки в свои и осматривает со всех сторон. После того как моя сила вырвалась, а чернота схлынула, все раны затягиваются почти целиком, быстрее, чем обычно. Я едва не задыхаюсь, когда друг проводит пальцем по моей новой, пока ещё чувствительной коже ладони.