Внезапно стрелка на мгновение, слегка приоткрылась. Освобождая ногу, Захар чуть сдвинулся назад и скатился по насыпи в лужу. Когда он открыл глаза дедушки не было, а над ним летел состав с танками, накрытыми камуфляжной сеткой. На одном из них он успел прочитать: «На Берлин». В голове пронеслось — где Кёлер! Он быстро нащупал руками планшет, потом стащил с ушибленной ноги сапог и стал растирать её ладонями. Когда Захар хромая и опираясь на автомат, дошёл до станции, небо уже посерело. Облокотившись спиной на круглую кладку колодца, на деревянном ящике от ручных гранат, сидел Кёлер. Его веки были полуприкрыты. Он умылся, в его светлых волосах блестели крупные капли воды. Взгляд Захара упал на его руки, кожа на ладонях была стёрта до мяса.
Не доходя до постов, Кёлер жестом остановил Захара. Аккуратно, двумя пальцами, он достал из сапога выпуклый медальон на цепочке:
— Битте, — он протянул его мальчику, — Wenn du kannst "ubergib es von meinem der frau und dem sohn…
Захар не понял ни слова. В крупном плоском камне, расположенном в центре полированной крышки медальона тускло отражался случайно выглянувший из-за туч, серебряный серп луны.
В блиндаже командира разведроты, они оказались, когда взошло солнце. Спустя три часа, в расположение части вернулись разведчики, они добрались на дрезине, кроме того привезли с собой потерявшего много крови, но живого Заболотного. К тому времени Авдеев уже допрашивал Кёлера, а Захар крепко спал, укрывшись тяжёлой шинелью поверх одеяла. Сквозь сон он видел, как на соседней койке, подперев подбородок рукой, сгорбившись сидит дедушка Давид.
Майора Кёлера, Захар больше не видел, вероятно его вместе с другими военнопленными отправили в тыл специальным эшелоном. Об инциденте со стрелкой он решил никому не рассказывать, судя по всему и Кёлер тоже молчал. Наступление дивизии, по тактическим причинам, состоялось, на другом участке фронта. Авреев обещал представить Захара к медали «За Отвагу», разведчики подарили ему раскладной золингеновский нож, с набором разных инструментов, встроенных в рукоятку. Алексей Петрович устроил разнос:
— Тебя не поощрять надо, а под трибунал отдать… Да-да под трибунал за самовольно оставленный пост, — Рощин смотрел Захару прямо в глаза, — ну что, отомстил?
— Нет… — честно ответил тот.
— И хорошо, — его голос заметно смягчился, — не надо пачкать руки кровью. Поверь, отмыть их потом будет невозможно.
— Но ведь это кровь врага… Ведь это они убили… — Захар вдруг запнулся.