Золотое Дло

Четырнадцать лет назад, Элиса родила сына. Мальчик родился больным, муж уговорил её отдать ребёнка в приют. Она даже не успела дать ему имя, Михаэлем его назвала нянечка в отделении новорожденных. Элиса сопротивлялась, но всё же уговоры мужа и свекрови взяли верх. Два месяца она сходила с ума от тоски, умоляла мужа вернуть ребёнка, даже стала пить успокоительные капли. Муж не соглашался, выдвигая новые и веские доводы, тогда она сделала это сама. Однажды вернувшись с работы и услышав детский плач, он без слов собрал вещи и не сказав ни слова ушёл. Через пол года они развелись. Забота о ребёнке занимала всё время, Элиса забросила живопись, подрабатывала иллюстратором одновременно в нескольких журналах. Через восемь лет болезнь обострилась, Михаэля больше нельзя было держать дома, мальчик перестал её узнавать, у него начались частые обмороки и припадки. Одна из подруг посоветовала ей хорошую клинику, именно для детей с такой инвалидностью. Клиника находилась в Лейпциге, в двух часах электричкой от Дрездена и располагалась в старинном замке с острой черепичной крышей, окружённым фруктовым садом. Главврач и по совместительству директор клиники доктор Петер Вебер, был прекрасным специалистом и очень добрым человеком. Он обстоятельно объяснил Элисе, что мальчику будет лучше находиться, под присмотром квалифицированного медицинского персонала. Элиса уехала с тяжёлым сердцем, она навещала Михаэля каждые выходные и действительно, со временем убедилась в правоте доктора Вебера.

Теперь у Элисы появилась масса свободного времени и чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, она снова взялась за кисть. Она сняла небольшой дом на окраине города с крохотным двориком, выходившим на берег Эльбы и Мост Августуса. Одну из комнат она переоборудовала в мастерскую, установила огромные окна пропускающие в помещение больше света. Только сейчас, она поняла, как соскучилась по запаху свежей масляной краски, скрипу кисти о сырой холст, ощущению полёта художника, рисующего небо. Однажды копаясь в своих старых альбомах, она наткнулась на угольный эскиз спящего солдата. На оборотной стороне листа, нервным прыгающим почерком, на русском языке была сделана надпись: «Рядовой Захар Пандир. Май, 1945 год». И тут она вспомнила… Вспомнила молодого, пьяного солдата, спящего на шинели в Дрезденской Галерее Старых Мастеров. Вспомнила офицера с добрыми глазами, поющего «Катюшу». Вспомнила, что это именно он подписал эскиз, а потом ушёл не попрощавшись, взвалил на себя пьяного солдата, оставив ей мешок с галетами и американской тушёнкой. И тогда, натянув на раму чистый холст и смешав краски, она почти не глядя на эскиз, по памяти стала писать спящего солдата. Солнце давно утонуло в Эльбе, за окном неистово трещали цикады, от нехватки света у Элисы слезились глаза. За ночь, она несколько раз заваривала кофе, под утро, падая с ног от усталости, она так и уснула в измазанном краской комбинезоне, на коротком диванчике напротив мольберта.

Сперва картина была выставлена в Берлинской Художественной Галерее, потом её приобрело Министерство Иностранных Дел для посольства ГДР в Москве. Затем «Спящий Солдат» несколько лет украшал стену конференц-зала посольства, и только после этого, картину передали в дар ВДНХ. Год спустя Элиса разыскала Захара…

Дорога в Лейпциг заняла немногим больше часа, на шоссе случилась авария и им пришлось дожидаться в пробке, пока полиция разберётся с инцидентом и восстановит движение. Элиса остановилась возле небольшого магазинчика и вышла купить конфет, когда она вернулась Захар ждал её у двери.

— Далеко отсюда?

— Пять минут.

— А пешком?

— Может пятнадцать-двадцать…

— Давай пройдёмся?

— Конечно… Только я возьму свою сумочку и закрою авто…

Нежные лучи августовского солнца лёгкими касаниями ласкали землю. На улицах, сонного города, было тихо, как в лесу. Они неторопливо шли по теневой стороне узкого мощённого переулка. Мимо них изредка проезжали велосипедисты, один раз тихо урча мотором, тишину нарушил мотороллер. Внезапно Захар остановился и замер, потом лихорадочно стал рыться в карманах, не отрывая взгляда от старого каменного здания, возвышавшегося над коттеджами современной постройки.

— Захар, что с тобой? — взволнованно спросила Элиса.

— Всё в порядке. Это и есть клиника? — Захар держал в руках медальон Кёлера. Не дожидаясь ответа он открыл крышку медальона и протянул его Элисе, — смотри, Эля…

— Мeinen Gott… — Элиса накрыла губы ладонью.

Ошибиться было не возможно… На снимке чётко вырисовывался силуэт крыши и круглого окна на фасаде — клиника находилась в доме принадлежавшему до войны семье Кёлеров.