Золотое дно (сборник)

момента, политической грамотности не хватило ему.

Скольких тогда недосчитались — по этой причине по­

шли под откос. А если вспомнить, так все они, Петен-

9

бурги, были из птичьей породы, все с вывертом, мозги

набекрень. Тут и винить не знаешь кого, такой уж род.

А ведь корешили когда-то, не разлей вода жили с Мар-

тынком...»

Безотцовщиной рос Ванька Тяпуев, едва перебива­

лись с матерью в замшелой избушке, крытой лабазом.

Однажды притулился парнишка к Петенбургам, да с

тех пор и грелся подле них, стал для Мартына вроде

крестового брата. Бывало, придет к Петенбургам, вста­

нет у порога, лопухастые уши настороже, щеки багро­

веют с мороза. Мнется Ванька у порога, а дальше не

пройдет, как ни зови, только с ноги на ногу перевали­

вается, шумно вздыхает, швыркает носом да нижнюю

губу сосет. С того и прозвище на деревне: Ваня Сосок.

— Ты бы, Ваньша, на лавку сел, чего мнешься,—

скажет, бывало, хозяйка.

— За дарового охранителя у нас. Знать, на мили­

ционера метит. А, Ваньша?— по-доброму смеялся Копа

Петенбург. Ванька только рдел щеками и шумно взды­

хал, а когда смотрел в пространство своими серыми

глазами, на дне которых плавали черные порошинки

зрачков, в эту глубину заглядывать было опасливо и

больно.

— На пирожка, съешь,— совала хозяйка еще горя­

чую кулебяку.— Сиротея ты у нас. Ты для нас навро-

де родного.

Ванька заливался смущением, и на глаза наворачи­

валась туманная слеза.

— Отстаньте, чего пристали к парню,— норовисто

одергивал Мартынко, уже не боясь отца-матери. Рано

заматерел парень и уж в четырнадцать лет усами хва­

стал и подле речки отирался, выслеживал за кустами

девок, когда купались те. Глаза голубые, навыкате, нос

хрящеватый, голос зычный; охальником рос и удержу

от старших не терпел. Но возле него было как-то спо­

койней Ваньке Тяпуеву, и даже глуховатый несильный

голос казался басовитым и значительным, потому как

Мартынко приятеля не одергивал и смущался отчего-то,

когда Ванька наставительно говорил при случае: «Я,

Матяня, подлости не терплю, ты это знай. Нет ничего

выше человечьей чистоты устремлений. Я крохи чужой

вовек не возьму и другим не прощу, нетерпим я к под­

лости. Ты это знай, Мартынко... Супу-то мне маманя

10

нальет, дак как зеркальце чистый, ни крупинки. Но чу­

жого не трону».— «И неуж я такой дурной, Ваньша, и

неуж тебя дурней?»— «Ты не дурной, Мартын, ты

охальной».— «В святые бы тебе...» — «Не в том направ­

лении способствуешь уму,— морщился Ванька.— Куда

идем, ты постигни только, к светлой вере идем, до ком­

муны прямым ходом, до мировой революции, Тут ведь

как стеклышку надо быть. Потому и уклад мыслей ты

должон иметь ясный».— «Ты меня не агитировай. Чего

я такого сделал?» — вспыхивал Мартынко, и глаза его

густели железной окалиной. «Да ничего не сделал,—

быстро отступал Ванька.— Это я так, на всякий случай,

на потом».

...Иван Павлович ступил на бревенчатый мост, пере­

кинутый через Ежугу. Вода кипела далеко внизу, звон­

ко обкатывала синие голыши, и длинные зеленые водо­

росли, обтекая камни, волнисто и живо струились вниз

по реке. Порой вода рябила, отсвечивала серебром —

это стая мальков вставала против течения и стремилась

удержаться, потом безвольно отдавалась реке и откаты­

валась в тенистый берег, крытый кроваво-красным плит­

няком. На бережине кустарник был ссечен топором, но

дальше он наливался силой, еще более густея от ма­

линника и смороды, по низу прикрытый шальной кра­

пивой. А за поворотом речонки, на разбежистом склоне,

уже встал еловый бор, пуская на волю из моховичы

черные морщинистые корни. За этим борком, как пом­

нилось Тяпуеву, когда-то жила тетка Мартынки —

Нюра Питерка; отсюда будет версты полторы, не более;

интересно, сохранилась ли изба — на хорошем наволоке

стояла. Как борок миновать, далеко двор виден, на

самом берегу Ежуги и притулился.

Уж не припомнить нынче Ивану Павловичу, откуда,

с какого времени пошел раздор между двумя дружка­

ми, да и ни к чему хранить воспоминание: игра все бы­

ла, забава, приятное провождение времени, пока-то

борьба жизни не втянула в себя и жестоко не раздели­

ла. «Мало ли какие устремления были меж нами в дет­

стве, думал сейчас Иван Павлович.— Мартын Петен-

бург не понял сурового требования времени, не проник

в диалектику борьбы...» Но отчего тогда так взгрустну­

лось Ивану Павловичу и стало жаль того шального го­

лубоглазого мальчишку, первого на деревне заводилу?

11

Бывало, силки на куроптя и кулемы на горностая про­

верят, а на обратном пути обязательно завернут к тет­

ке Нюре на хутор чаи гонять. Она тогда еще не старая

была, но вдовела давно. Плечистая такая женщина, под

мужика кроена, ростом за воронец, Ванька ей и до пле­

ча не доставал.

Пили однажды чай, тетка Нюра и завела побываль­

щину:

— Есть за плоским болотом озеро, как блюдечко,

ровное. Отсюда, прямиком ежели, дак верст шесть на­

тянет, не более. А ближе к домашнему берегу островок

будет, как яхонтовый камушек, такое красивое место.

Ранее на нем большая деревня стояла на сто гребцей,

да на сто косцей. Мне еще от бабки моей дошло, будто

богатый старик один запомирал. А как слечь совсем,

схоронил он сундук с золотом в том озере и серебряную