Золотое дно (сборник)

цепь вывел тайно на берег. И на причастии и проска-

зался только: мол, тот отыщет сундук, кто душою будет

чист и разумом правилен, кто на худое и в мыслях не

поимеет. Многие после того искали, да никому клад не

палея. Где его сыщешь, подумать страшно, уж больно

глыбкое озеро, не тройно ли дно в ём? Меряли мужики,

а тверди не нашли.

— Ну и дурачок,— ерзал Мартынко.— Че, сдурел

он на старости? Такое богатство топить.

— Глупенький ты, Матяня. Ноги долги, а головой-то

робенок пока, пусто дело. Понимание старика того нам

не поднять — не осилить. Не женского ума дело, а

только тайный умысел вел старик. На мир иль на раз­

дор, но вел. Мне-то не сказать толком, я глупая лесовая

баба. Это вы ученые, четыре года за партой сидели, че­

го-то впитали в себя.

Ванька не перебивал охотницу Нюру, только хмы­

кал, ушел мыслями в себя. «Мне бы те деньги, если не

врет только, а, поди, заливает ведь. Все бы передал до

копейки на алтарь мировой революции».

— Мне бы те денежки,— крикнул Мартынко, по-

кошачьи жмурясь, и захлебнулся, словно обжегся возду­

хом, засмеялся счастливо. Сразу стало видно, что еще

мальчишка сидит в застолье, недоросток.

— И што бы ты с има делал?— спросила Нюра.

— Гулеванье бы закатил, пир на весь мир. Бочки бы

с вином на улицу выкатал: пейте товарыщи, пляшите

12

до упаду! А еще бы пароход пострбил и всех катать

стал. Куда захотят, туда и повезу. Можно мно-о-го ку­

да ездить. А Ваньку бы на правйло поставил. Ваньша,

ты хошь на румпель встать? Не-е, пожалуй, откажу.

Еще посадит на отмелое место, такую посудину загубит.

Я, Ваньша, тебя поставлю кашеварить. Только не на­

ври чего, не напутай, голова-то вечно занята.

— Вот пустомеля,— тихо улыбалась Нюра, влюбчи­

во глядя на племянника. А Ванька только каменел ску­

лами, и лицо его клюквенно краснело.— Большой ведь,

Мартяша, уж за девками тайком крадешься. Ты у меня

гли, поозоруй только!— Помахала перед его носом тя­

желым скрюченным пальцем.— Мне все передавают.

Ванька отмяк, почувствовал себя отмщенным.

— Да брось, Нюра Ивановна, ты чего. Лучше по­

слушай,— хотел увильнуть Мартынко в сторону,— ты

послушай, как Ванька стихи плетет.

— Пойдем давай... Ты меня сронить хочешь? А меня

не сронить,— холодно сказал Ванька.

— Осподи, ребята, вы хоть не ссортесь. В шутку

все... Ты, Иванейко, тоже не обидься так.

Выходили из избы порознь, каждый по себе, до

большой дороги бежали молча, вспарывая лыжами це­

лину. Вдруг разглядели: катит, легко пылит снегом

оленья упряжка.

— Попутье, попросимся, а? Чего ноги задарма

мять,— сразу загорелся Мартынко.— Ты, Ванька, на

меня не пообидься.

Ванька нехотя выпустил из души обиду, расслабил

себя, вернее всего — захоронил недавнее зубоскальство

приятеля в потаенном погребке до хорошего дня. Да и

оставаться одному не хотелось посреди лесной дороги,

и потому тоже сбросил лыжи, подбитые с исподу лоси­

ными камусами. Олени бежали тяжело, видно, путь одо­

лели немалый, вывалив жаркие языки; нарты раскаты­

вало по черепу дороги, порой они подпрыгивали на мер­

злых конских кавалках, и тогда седок лениво поднимал

голову. Разглядели, что ненец мертвецки пьян, и олени

смирно бегут тореным путем в деревню Вазицу. Они,

приученные хозяином Прошкой Явтысым, так и доста­

вят его до хлебной лавки, мокро всхрапнут разом, что­

бы пробудился отчаянный хмельной человек, и Прошка

сразу очнется, почуяв махорочный дух, выстанет из тя-

13

Желого сна, наберёт в лавке хлеба и водки полпый хол­

щовый мешок, потом усядется посреди проезжей до­

роги, мешая встречным лошадям, и будет визгливо и

протяжно кричать свою туземную песню, словно не

нашлось другого места, и тянуть из горлышка хмель­

ную воду.

Разглядели ребята Прошку Явтысого, богатого олен-

ного хозяина, и, не сговариваясь, скакнули на полозья,

нарты сразу осели на задок, и олени пошли шагом. Не­

нец так и не проснулся, а Мартынко, всегда охочий до

забавы, вдруг увидел горлышко еще не распечатанной

бутылки, которая выехала из оленьей шкуры, готовая

свалиться на дорогу. Мартынко показал взглядом прия­

телю, мол, давай отчудим, по Ванька так же молча и

постно покачал головой. «А ну тебя»,—бессловесно ска­

зал глазами Мартынко, ловко вытянул бутылку из ме­

хового одеяла и сунул ее за пазуху.

— Положь! — испуганно шепнул Ванька, но дружок

только оскалился и махнул рукой.

— Подлости не терплю. По-воровски поступил, —

надоедно ныл Ванька, когда ребята уже спрятались в

солому на гумне Коны Петенбурга. Бутылка, белая от

мороза, стояла подле ног на присыпанном мякинной

трухой полу и невольно притягивала взгляд.

— Да не канючь ты... Заладил одно. Не ной, тебе

говорю! — вдруг осердясь, прикрикнул Мартынко, и мо­

лодые усы по-кошачьи распушились. — Тебе только мам­

кино молоко тянуть. Сосок лешов. А еще заводила, гра­

мотей вшивый. «Мать родную забуду заради мировой

революции». А там не такие сопливые нужны. Рубаки

нужны, питухи, чтобы бутылку на лоб и папаху оземь.

Уже отошел Мартынко от злости и сейчас весело

балаболил. Говорун парень, ой, говорун, весь род Пе-

тенбургов — говоруны-щеканы: слово новое родят —не

залежится на языке, не застоится в горле, обязательно

выплеснуть надо. Надоело Мартынке глазеть на бутыль,