Золотое дно

На что Валерий раздраженно ответил, что Хрустов по натуре такой, любит красиво говорить и тут же забывает, что сказал. Марина удивленно поморгала, что-то пошептала про себя и вслух заключила, что она никогда так не думала, потому что… тут Марина покраснела. Не могла же она рассказать, что в восьмом классе была влюблена в Хрустова… И когда он уходил в армию, сидела на ветле и махала ему белым платочком, только он решил, наверное, что это сорока трепещет на дереве…

Злясь на себя, что позволил несправедливость по отношению к Лёве, Валерий немедленно стал говорить, что сам любит Левку, они друзья, вместе перекрывали Зинтат… В ответ Марина все с тем же смятенным видом пробормотала, что была бы рада, если бы он, Валерий Ильич, ее заново поднакомил с Хрустовым… В этом случае у нее на стройке было бы два хороших товарища…

А Туровский, кивая и подтягивая губы к носу, уже понимал: он сражен чистотой и наивностью этой девочки, она ему безумно нравится. И будет ужасно, если она не полюбит его… это будет трагедия…

Ему нужна была верная, любимая подруга, потому что в последнее время он словно потерял себя, — и к рабочим вернулся, и все никак не мог смириться с этим, извертелся на пупе, как брякнул, глядя на него, Борис, и ведь Борис был прав. А тут еще Васильев как бы мимоходом пожелал вернуть его в начальники штаба. В самом деле, обстоятельный Туровский там был на месте, но удобно ли этак метаться? Ведь обхохочут.

Хрустов несколько раз при нем процитировал Грибоедова:

— Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.

Всё так. Да и чем плох Помешалов, который сидит сейчас в штабе? Нет, гордый Валера обратно не пойдет. И еще такая подлая мысль: если пойдет, и если шаткий Васильев с Титовым погубят стройку, ответственность падет и на Туровского. А в котловане он занят маленьким конкретным делом.

Может быть, с Мариной посоветоватться? Но, появившись после смены второй раз в бригаде Хрустова, он увидел, какими сияющими глазами она следит за Левой, омрачился и ушел к себе, в соседний блок…

А тут еще неприятная новость — Васька-вампир написал очередную кляузу в парторганизацию на начальника стройки Васильева. Что тот катается по стройке с молодыми женщинами, пьет с рабочими, присвоил себе идею главного инженера Титова о защитной косе. Валерия пригласили в партбюро на обсуждение этого письма, хотя он еще не был членом КПСС, только собирался вступать. Видимо, Александр Михайлович посоветовал парторгу Таштыпову.

Причем, самого Васильева почему-то не позвали. Или он не пришел по причине занятости?

Кабинет Таштыпова располагается на первом этаже, окнами к стоянке машин Управления, и Валерий заметил, что Титов, Таштыпов и Понькин несколько раз опасливо посматривали за окно (меж мохнатых лягушек льда есть и чистые полоски), когда там подруливала «Волга», но каждый раз это оказывался не Васильев. Титов глянул на часы, насупился, как бы давая всем понять, что далее ждать нет возможности, тяжело поднялся и хрипло начал: (Приписка сбоку красным фломастером: Какие суки!!! — Л.Х.)

— Товарищи, мы собрались в своем кругу… чтобы обсудить сигналы с места. Поскольку они касаются и меня, я решил высказать недвусмысленное свое мнение, хотя в письмах меня хвалят, а товарища Васильева ругают. У нас уже было одно письмо, товарищ Таштыпов в курсе, мы не стали его показывать — я занимался этим лично сам. И вот еще одно сочинение… Мне неловко его читать, особенно те строчки, где упоминаюсь я, товарищи Понькин с Таштыповым, но в интересах дела… — И Титов, вновь оглядываясь на окно, не очень громко зачитал письмо В.А.Черепкова.

«Интересно, — подумал ВАлерий. — Откуда тракторист мог узнать про соавторство и прочие дела высшего руководства стройки? И вообще, странная смелость. Наверное, поощренный сверху активист».

— Мое мнение, — как бы сконфуженно пробормотал Титов. — Товарища Васильева надо уберечь от этих наветов, защитить. Мало ли что, все мы люди. Иногда и сильные не выдерживают… иногда и титаны запивали… шли к женщине, венцу создания, образно говоря… чтобы набраться сил и уверенности… Не будем ханжами, товарищи.

Наступила тишина. По улице с ревом проходили тяжелые машины, неподалеку со звоном заколачивали бетонную сваю, люди на стройке делали дело, а тут собрались, чтобы обсудить глупую кляузу, и надо ее обсудить — есть постановление партии, не позволяющее отмахнуться даже от анонимок.

Вдруг Ивкин, директор бетонного завода, маленький, лысый, в очках, зло засмеялся и вскочил:

— Это черт знает что, — воскликнул он тонким, резким голосом. — Вы что?!

— Я чё? — мрачно отшутился Титов. — Я ничё!

— Нет вы — чё!

Игорь Михайлович смотрел на него уже без улыбки, на впалом виске дергалась голубая жилка. Он пальцем оттянул от шеи галстук.

— Человека решили затравить?.. — трудно прошептал он. — Васильев ради всех нас… а вы… Валерий, что же молчите? Или снова — хвост поджамши, к барскому столу?

— Я?! — растерялся и покраснел Туровский. — Почему?.. Я тоже уважаю… — и трусливо добавил. — Да и все тут уважают…