Золотое дно

— Да что он на меня буром?! — всплеснул лапищами Никонов. — Я про то, что слышал. Знал бы ты, что про меня говорят! А я ведь тоже не хухры-мухры! За всю жизнь в отпуске был три раза.

— У народа тоже, кое у кого, сыновья на ГЭС работают, — уже не слушал его Хрустов. — Я — об основном народе, который плотину построил! Нас кинули, как… женщин!

Галина Ивановна встала, положила руку ему на шею, потом сунула под воротник, на шишечки позвонка. Как малому ребенку.

— Лёвочка… Лёвочка…

Хрустов, не отвечая, в каком-то странном, полусогнутом виде шагнул в сторону и, быстро уйдя в другую комнату, — было слышно — упал на постель. Наверно, в обиде зарылся в подушку. Была у него в юности такая привычка.

Жена тихо сказала:

— Что делать, нервы… — и вдруг, пристально посмотрев на распаренного Никонова, взяла бутылку кедровки и поднесла горлышком к носу. — А-а, так вы всю выпили… тут сплошная вода… думаю, чего он так?.. Ой, Сережа, у него же может случиться приступ.

— Да я один, один пил, Галка! — оправдывался огромный Никонов.

Галина Ивановна прошла к Хрустову.

Татьяна Викторовна, сделав круглые глаза, погрозила мужу кулаком.

— Да там было-то градусов пятнадцать… — пролепетал Никонов. — Танька, видишь, я-то нормальный?

— Может, скорую вызвать? — громко спросила гостья.

Из спальни на цыпочках выплыла Галина Ивановна, дирижируя руками, как улыбающееся привидение:

— Тс… ничего-ничего… кажется, уснул. А может, и вы отдохнуть хотите? Я вас в детскую определила. А как сын забежит, подниму.

— Но сейчас Валера придет, — прошептал Никонов.

И в эту минуту в дверь позвонили.

— Открывайте ему сами! — крикнул из спальни Хрустов. Он все слышал. И обо всем помнил. И Галина Ивановна пошла к двери.

10

Позже переговорив с Туровским, я увидел события этого дня еще и с другой точки зрения. Так делал, если помните, Лева Хрустов в своей летописи. Кстати, вы обратили внимание: никто более про нее не упоминал? Очевидно, Илья в самолете рассказал Никоновым, как отец заставил свои бумаги сжечь…

Так вот, у Хрустовых ждали Туровского, а сам Валерий Ильич в эти минуты ждал звонка Ильи Хрустова и еще одного очень важного человека. Туровский затеял замечательную идею, и уж как-нибудь, но Лев Николаевич не сможет испортить праздник.

Туровский восседал в кабинете на верхнем этаже трехэтажного красного здания, облитого меж окнами по вертикали алюминиевыми полосами (в народе кличка — «выставка галстуков») — подарок Сараканского алюминиевого завода. Да и как не подарить матери-кормилице с ее электрическим молоком?

На столе у директора сверкает куча иных подношений, и все оттуда же: генеральный директор САРАЗа, веселый хохол Тарас Федорович Ищук всучил Туровскому в день его рождения серебряную статуэтку полуголого Ахиллеса, стоящего на одной ноге, вернее — на пятке, приваренной к серебряному же макету ГЭС. Юмор заключается здесь в том, что, когда вы включаете крохотный рубильник, у Ахиллеса в плавках начинает пульсировать красный свет.

И еще на столе имеется игрушечный самолетик (алюминий, как известно, идет прежде всего на авиацию), и если вы тронете пропеллер, то самолетик начинает насвистывать песенку «Ах, какая женщина… мне б такую». Тоже подарок Ищука. Наверное, с возрастом у многих известная тема начинает занимать большое место в жизни…

Когда в этот свой приезд я встретился с Туровским, он очень тепло отнесся к нашему возобновившемуся знакомству. Сам не понимаю, почему. Он точно вспомнил меня, мой красный шарф, мой скромный фотоаппарат «Смена». Ведь именно этим аппаратом я увековечил его в штабе: смуглый парень с усиками дерзко смотрит прямо в объектив, на столе перед ним желтая каска, за спиной — портрет Гагарина с автографом. Этот фотоснимок третье десятилетие висит в музее Сибири.

Я подумал, теперешнему Туровскому, возможно, не хватает общения с людьми, которые от него не зависят. В своих беседах со мной он был откровенен, даже, пожалуй, чрезмерно. Может быть, его вводила в заблуждение моя привычка постоянно кивать, когда я слушаю другого человека. А возможно, к старости он стал более насмешлив и безжалостен к самому себе… Не зря же сказал Никонов: Утконосу ничего уже более не нужно, он всё получил… И вообще собирается сматываться в Москву…

Мне он рассказал, что его жена Инна в последние годы живет вдали от него, в столице, у Туровских там вторая квартира. Наверное, у нее любовник. Дочь закончила Иняз, тоже — яблоко от яблони… еще недавно изображала юную светскую львицу… и кажется, наконец, эта дурь кончится. Инна-маленькая повенчана, всё состоялось вроде бы по любви. Она красотка и он красавец. Флаг в руки и вперед!

Когда же сам Валерий Ильич встречает вдруг на улицах поселка смазливую юную женщину, сладкий холод пронизывает его нутро, но директор ГЭС говорит себе: нет, ты не имеешь права, тебя здесь все знают, не хватало еще провокации, а потом и обвинений в аморальности.