Золотое дно

— А загорится? — Тарас Федорович кивнул на небо, и в эту именно секунду оно разорвалось пополам прямо над головой, полыхнув пламенем, и жутким, и знобящим, как само небытие…

— А давайте анекдоты рассказывать… — Владимир Александрович посмотрел на свою растопыренную пятерню и ничего не вспомнил. И снова зарыдал. — Я хотел как лучше!..

Васильев толкнул в бок Хрустова.

— Лев, ты же умел смешить до слез! Как вспомню те наши грозные годы — начинаю хохотать: сразу вижу тебя. Как ты говорил? Сала много в стране, а мыслей мало. Вот если бы членам Политбюро хоть иногда дрова колоть, мозги бы встряхивались — и хорошие идеи рождались…

— У него сын в больнице, — буркнул Бойцов и обнял за плечи друга. — Держись.

45

Под утро мы устали маяться на ногах под дребезжащей крышей крыльца и рискнули, перебрались в круглый зал, сели поближе друг к другу на стульях и на диванчике под сверкающим время от времени зеркалом и забылись. Кто водки напился от страха и угрызений совести, кто — валерьянки из бутылочки Туровского (Хрустов и сам Туровский). Семикобыла, как сидел мешок мешком на диване, так и далее дремал, всхрапывая и всхлипывая, при этом открывая совиные невидящие глаза.

По приказу губернатора егеря вновь включили дизель, и во всех комнатах дачи горел яркий электрический свет, который как бы усмирял влетающий в дом свет молний.

Молчаливый охранник Владимира Александровича ушел в сауну хлестаться веником. Егеря там же где-то пили подаренный им ящик водки. Слышалась песня:

— Гори, гори, моя звезда…

Звезда любви приветная.

Ты у меня-я одна заветная…

Другой не будет никогда-а…

Ливень лил и лил по-прежнему, но гром уже стихал, огонь небесный бегал все больше вдали, в северной стороне, над ГЭС…

Дай бог, чтобы все там обошлось.

Нас разбудил вороний крик Маланина:

— Ищук! Связь наладилась. Вызывай своих!..

На небесах, во мраке еще дождливого утра что-то уже высвечивалось над горбатой горой с названием Орел — там словно орел присел, сложив крылья.

Тарас Федорович, скалясь от возбуждения и тревоги, роняя и поднимая трубку (слава богу, с мягкого ковра!..) набирал номера своего завода:

— Алло?! Еще спят, собаки?! Алло?!. Алло?.. Я вам сарвелата в десять кило!.. Алло?! Наконец-то!.. Кто?! Константин Васильич? Ну, что? Как вы там перезимовали? Говори, я всё знаю… как ГЭС?! Что?! Что?! — и замер.

Нам, смотревшим на него в эту минуту, показалось, что он потерял сознание. Ищук качнулся и негромко, почти шепотом добавил.

— Немедленно… вылетайте…

И машинально вернув трубку Маланину, Тарас Федорович повернулся к Туровскому и, как робот, молча пройдя шесть или семь шагов, изо всех сил ткнул его широким кулаком в лицо:

— Н-на, бл…дь чубайсова!..

Взвизгнув, Валерий Ильич покатился по полу среди стульев.

— Ты что, Тарас?! — бросился к Ищуку Никонов.

Шмыгая, обливаясь кровью из разбитого плоского носа, Туровский отполз в дальний угол комнаты и, задрав голову, поднялся на ноги.

— З-за что?..

Никонов с размаху ребром ладони резанул Ищука под горло, тот согнулся и, хрипя, осел на пол.

— Товарищи, товарищи!.. — заныл губернатор, бегая вокруг. — Что вы себе позволяете?!

Тарас Федорович с пола процедил, с ненавистью оглядывая старых друзей:

— Вам не жить, шушера бетонная!..

— Что?! — заорал, подскакивая, Никонов. — Это ты мне грозишь?! Ты, подстилка олигархова!..

Васильев железной ладонью оттолкнул Сергея Васильевича и, наклонившись, помог подняться Ищуку.

— Тарас Федорович. Молодой, сильный… не стыдно вам со стариками связываться?! — Усадив на стул, заглянул в лицо. — Всем нам страшно. Что, что там?

Ищук смял толстые губы и зарычал, заплакал.

— Ну, говорите же!.. — толкнул его в плечо Бойцов.

— Завод заморозили… свет же вырубился… — И снова вскочил, хотел рвануться к Валерию Ильичу, но был тут же усажен на место Васильевым и Бойцовым. — С-сука! Каждый за себя… Если бы объединились…

Маланин, тыча пальцами в кнопки, уже звонил куда-то. И выслушав ответы, выбежал из столовой.

Хрустов пошел за ним:

— Владимир Александрович, дайте домой позвонить.

Маланин стоял на крыльце, запрокинув голову, словно и у него, как у Туровского, текла кровь из носу.

— Левочка, всё пропало… всё…

Вынув из его безжизненной руки трубку, Лев Николаевич набрал свой домашний номер, но телефон молчал. Он молчал в самом прямом смысле слова — не было даже гудка. Не ответила и больница. Почему??? Безмолвствовал и детский сад, где через ночь сидит охранником Хрустов. Видимо, из строя вышла телефонная сеть Виры! «Боже мой! Что же, что там?!»

Хрустов застонал и вдруг вспомнил телефонный номер Саши Иннокентьева — тот несколько лет вернулся в свой родной Иркутск, не раз писал оттуда, наверное, можно отсюда дозвониться хоть к нему?

Код, кажется, 395?.. И о чудо! Он услышал знакомый, торопливый говорок Саши:

— Я вас очень внимательно слушаю!

— Саша!.. — закричал Хрустов. — Саша! Это я, Лева с ГЭС… то есть, я в тайге… а у нас дома телефоны замолчали… ничего по телику не было?!