Внедриться в «Божью молнию» приказал мне сам Гувер. Впрочем, он выбрал не только меня; я был частью группы, перед которой он произнес вдохновенную, зажигательную речь. До сих пор помню его слова: «Пусть вас не обманут их американские флаги. Взгляните на эти стрелы молний, позаимствованные у нацистской Германии, и помните, что безбожные комми недалеко ушли от безбожных наци. И те, и другие против Свободного Предпринимательства». Естественно, став членом арлингтонского филиала «Божьей молнии», я быстро узнал, что Свободное Предпринимательство в их пантеоне уступало по значимости разве что Гераклиту. Вообще, Гувера и впрямь порой «перемыкало»: достаточно вспомнить его страхи насчет того, что Джон Диллинджер на самом деле остался жив и смеется над ним. Этот благоговейный страх заставил его ополчиться на Мелвина Первиса, того самого агента, который пристрелил Диллинджера в Чикаго, и выжить беднягу из Бюро. У кого хорошая память, наверняка помнит, что Первису пришлось зарабатывать на жизнь у фабриканта кукурузных хлопьев: он был номинальным главой «юных джи-менов»[63]
.Именно в «Божьей молнии» я впервые познакомился с романом
С самой Атлантой Хоуп я познакомился во время нью-йоркских «призывных бунтов». Вы помните: они начались тогда, когда «Божья молния», не выдержав бессилия, демонстрируемого в рапортах ФБР о массовом сопротивлении молодежи военному призыву, решила сама организовать «группы бдительности» для отлавливания всей этой хиппи-йиппи-комми-пацифистской нечисти. Войдя в Ист-Виллидж, где кишели толпы бородатых и патлатых юнцов, злостно уклонявшихся от конфликтов во Вьетнаме, Камбодже, Таиланде, Лаосе, Коста-Рике, Чили, на Тайване и Огненной Земле, «Божья молния» встретила враждебность и сопротивление. Через три часа мэр приказал полиции оцепить территорию. Разумеется, полиция была на стороне «Божьей молнии» и делала все возможное, чтобы содействовать избиению Немытых, одновременно блокируя любые их попытки дать сдачи. Через три дня губернатор вызвал национальную гвардию. Но гвардейцы, которые в глубине души сами рады были избегать призыва, старались держать нейтралитет, а то даже и помогали немного этим «подонкам» и «наркоманам». Через три недели Президент объявил эту часть Манхэттена зоной бедствия и направил в помощь уцелевшим Красный Крест.
Я был в гуще и грохоте событий (вы не представляете, сколько шума бывает от гражданской войны, когда одна из сторон в качестве оружия использует мусорные баки) и даже наспех познакомился с Джо Маликом под старым «роллс-ройсом», куда он подполз, чтобы делать «заметки с передовой», а я – зализывать раны, полученные при пробивании витрины книжного магазина «Око Мира»[65]
, – у меня с тех пор остались шрамы, которые я могу показать, – и голос за моим плечом говорит, что я не должен умалчивать о том, что Августейший Персонаж застрял в телефонной кабинке всего в метре от меня, охваченный параноидальным страхом, что, несмотря на весь этот хаос, полиция уже вычислила будку, из которой он сделал последний непристойный звонок, и застигнет его на месте преступления, потому что он боялся выйти к свистевшим в воздухе крышкам от мусорных баков, пулям и прочим металлическим предметам; я даже помню, что номерной знак этого «роллс-ройса» был РПД-1, и это позволяло предположить, что некая важная персона тоже находилась в этом неуютном месте – вне всякого сомнения, с еще более неуютной миссией. На следующий день в одном квартале к северу от арены боевых действий я познакомился с самой Атлантой. Она схватила меня за правую руку (раненую: я даже поморщился от боли) и начала завывать: «Добро пожаловать, брат по Истинной Вере! Война – это Здоровье Государства! Конфликт – это творец всего сущего!» Видя, что ее несет на гребне гераклитовой волны, я с большой страстью процитировал: «Люди должны защищать Законы, как стены родного города!» Этим я заслужил ее расположение и до конца битвы числился среди личных помощников Атланты.