Золотое лето

– Хорошо. Разрешите идти, доктор?

– Разрешаю, – преувеличенно вальяжно махнул рукой Стас. – С Рукоцким я сам поговорю, не переживай. Присмотрим за твоими племяшками.

Иде того и надо было. Она еще раз улыбнулась – и убежала переодеваться, прятать волосы под платок…

Начинался новый рабочий день.

Русина, Звенигород

– Я вам не верю!!!

– Тем не менее. К пропаже тора Вэлрайо мы не причастны.

Тор Дрейл наседал.

Пламенный отбивался.

Виданное ли дело? Из посольства посла утащили? Ладно бы – убили! Такое бывает, даже частенько бывает, но чтобы просто утащили? Это что – мешок яблок?!

Беда в том, что Пламенный как раз и не был причастен. Ни сном ни духом, как говорится. И страдал сейчас совершенно незаслуженно.

Кстати – и зря. Даже переверни Пламенный весь Звенигород, никому и ничему это бы уже не помогло. Слишком поздно спохватились.

Опоенный до изумления тор Вэлрайо сейчас уже путешествовал по железной дороге. Лежал в купе на нижней полке, предусмотрительно пристегнутый Митей за обе руки, и раз в три часа поглощал по кружке «огненной воды». Митя решил, что на связанного внимание точно обратят. А вот на пьяного…

Да и какой с алкаша спрос? Еще и отвернутся. Пьяные – они такие, непредсказуемые.

Главное, до белой горячки не довести, но кое-какими средствами Митя тоже запасся. Как и водкой.

Путешествовать по железной дороге ему предстояло четыре дня. Потом придется замедлить темп путешествия, но все же в десять дней Митя надеялся управиться. А это даже не запой.

Ну… по меркам Русины.

Хотя лионессец? Они вроде как более хрупкие… кто его знает, паразита?

Ладно. На железной дороге не надо, а потом режим можно и ослабить. Скажем, уменьшить количество водки. А то даже завидно…

Пламенный и тор Дрейл об этом, понятно, не знали и продолжали скандал.

Дрейл угрожал гневом ее величества.

Пламенный отнекивался, мол, ищем! Весь Звенигород перевернули и потрясли, вот хотите – сами расспросите, благо языком владеете.

Дрейл понял, что ему не врут, и милостиво согласился на расспросы.

Те не порадовали.

Митя вообще предпочитал работать в одиночку, не сообщая никому что и как. Документы он доставал через Тигра. А остальное…

Слуг в посольстве тоже трясли. Но те молчали как рыбы. Кому ж охота на себя донос писать?

Не были, не знали…

Кухарка честно сказала, что побывал у нее на пару ночей мужчина из местных, ну так ничего страшного. Он дальше кухни и не уходил. Подарочек подарил, вот, платочек, замуж не звал, сказал, могут в любой момент отозвать на фронт… отозвали небось. Время-то какое, мужики себе не принадлежат. А бабам – тем более.

С этой стороны ничего подозрительного не было. Пламенный действительно перемещал войска, да и поди найди там, кто кухарку… того. Попользовал. Все ж по доброй воле!

Тор Вэлрайо растворился, словно кусок сахара в горячем чае. Быстро, бесследно, качественно.

И тор Дрейл с ужасом думал, как он напишет в Лионесс…

А как ему оттуда ответят…

Уцелеет ли он вообще?

О чем-то большем посол даже и не помышлял, выжить бы…

Ее величество Элоиза ошибок не прощала. Тем более – таких.

Анна, Россия

Анна смотрела на монастырь.

Грустно смотрела, понимала, что ничего хорошего ее здесь не ждет, даже наоборот. Ругать будут. Наверняка. Но уйти не могла. Или не хотела? Сама не знала.

Ей очень надо было прийти сюда. Почему-то это было единственно правильным вариантом. Вот и Багира у ворот монастыря. Сидит, смотрит всепонимающими зелеными глазами.

Анна медленно опустилась на одно колено, протянула к ней руку.

– Здравствуй, киса.

Багира с достоинством обнюхала предложенные пальцы. Тереться не стала, много чести, но коротко мявкнула и направилась в монастырь.

Анна пошла за ней.

Откуда-то она знала: кошка ведет ее именно к матушке Афанасии. Дорожка легко стелилась под ноги. Сейчас деревья еще не покрылись листвой, разве что почки набухли, потом они станут пушистыми и тенистыми, а потом облетят. И, наверное, будет здорово шуршать ногами по опавшей листве.

Анна этого уже не увидит.

Жаль, ей всегда нравилась осень.

Вот и матушка. Сидит на скамейке, думает о чем-то, повернулась на звук шагов и улыбнулась. Неловкость, которую невольно испытывала в стенах монастыря Анна (чужое пристанище, чужой бог, не Хелла), тут же исчезла.

Ей рады.

А она…

Анна вздохнула. Ей было тяжело начинать разговор, но это необходимость. Почему-то именно так казалось правильно. Хотелось уйти, или просто промолчать, или… хотелось. Нельзя.

– Здравствуйте, матушка Афанасия.

– Здравствуй, Анечка. Присаживайся? Солнышко-то какое! Одно удовольствие!

Анна кивнула. Присела на теплую деревянную скамейку, погладила ее ладонью. Багира вспрыгнула рядом, улеглась в позу львицы. Голова гордо поднята, уши насторожены. Она чувствовала боль и тревогу Анны, вот и не расслаблялась.

– Спасибо вам, матушка.

– Так вроде и не за что, Анюта? Что случилось-то? Что ты вся такая… как погасшая?

Анна кивнула. Да, эта женщина видела ее до самого нутра. Именно погасшая. Анна искренне старалась улыбаться, радоваться, но…

Давило.