Золотое перо (СИ)

Как бы научиться умолкать вовремя? Махнув на них рукой, я прихватила чудом уцелевшую гренку и ушла в зал. Пока стирались вещи Аверкина, пока сушились, пока мама пришивала пуговицы и выводила пятна… Короче, Аверкин просидел у нас до вечера. При этом мы почти не виделись, так как они с мамой ворковали в кухне! Да что у них может быть общего? Играми мама не особо увлекалась. По крайней мере «Веселая Ферма» у нее заросла бурьяном очень скоро. Аверкину же вряд ли интересно ее бухгалтерское прошлое. Утром он не маялся похмельем. Значит, выпивкой не балуется. Так о чем можно говорить столько времени? Неужели обо мне сплетничали?

Только на следующий день я вспомнила, почему нечаянно надралась. Почему Аверкин смотрел на меня с жалостью. Оказывается, я призналась ему в любви. Выдал пару ласковых словечек, вот я и поплыла бесхарактерной амебой! На деле я ему нисколечко не нравлюсь! Так он мне и заявил. Я послала его джойстикам под шнур и просадила на выпивку все деньги! После этого еще смею упрекать мать. Сама пошла тем же путем, самой короткой, протоптанной тропинкой.

Аверкина, чтоб ему игр вовек не видать, погрызла совесть. Только поэтому увел меня из забегаловки и доставил домой. Я же видела себя в зеркале! На что же рассчитывала? В парикмахерской мне распрямили не только кудри, но и последнюю извилину! Вообразила, что нравлюсь ему тоже!

После своего финального позора я не хотела его видеть. Старалась избегать и делала вид, что ничего не было. Раньше караулила его по нескольку дней. Теперь же натыкалась ежедневно! Причем, в компании моей матери. То они в магазине встретились, и он вызвался нести сумки! То вместе в банке стояли и не успели наболтаться! То мама решила опробовать на нем старый рецепт нового супа!

Я жутко злилась, но терпела. Главное, что она не пила. Даже соседи заметили, как она приободрилась. Недавно могла в грязном халате в магазин пойти! А теперь, пока не накрасится, не причешется, даже на порог не ступит. Конечно, вдруг за порогом граф Аверкин, а она без веера!

После нескольких дней моих бесплотных поисков работы мне позвонила Козлиха Филипиздровна и слезно умоляла вернуться! Не нашлось больше дураков. Одна я вкалывала за копейки. Да еще и терпела регулярные матоизлияния с ее стороны. Как же мне хотелось ее послать! Да так далеко! Короче, попросив прибавку, я сходу согласилась. Опасалась, что без моего контроля мать опять сорвется. Нет, прихожу домой, а она в новом фартуке плюшки стряпает! Журнальчики листает! Гардероб перебирает, изображая перед зеркалом юлу!

— Чем это ты занимаешься? – застав ее за бритьем подмышек, зависла я на пороге ванной комнаты.

— Ну что за вопрос? Уйди и не мешай. Не видишь, я собираюсь в гости. Дай мне свой дезодорант. Забыла? Я обещала помочь твоему другу составить отчет.

— Никакой он мне не друг!

Не знаю, какой отчет она с ним составляла. Вернулась задумчивая и молчаливая. Перед сном долго изучала свои морщинки, разглаживала пальцами шею и хмурила брови.

— Как думаешь, может мне сменить прическу? – вымазав на себя остатки моего крема, озадаченно спросила она.

— А чем тебя эта не устраивает? – проворчала я, но в душе возликовала. Наконец-то она возвращалась к жизни!

— Мне кажется, этот цвет мне не идет.

В ближайший выходной мы под ручку отправились к Юлиану. Впервые за последнее время я была счастлива! Шла и не верила самой себе! Неужели свершилось чудо? Твердила, что нельзя расслабляться. Еще свежи воспоминания того, как мать плакалась у ларька «сочувствующим соседям». Хотелось верить, что она сумела справиться самостоятельно. Что я преувеличивала, а на деле все было не так серьезно.

После того, как мама сменила прическу, она стала другой. Трудно подобрать правильное слово. Капризной? Кокетливой? Манерной? Наверное, всего понемногу. Столкнувшись в подъезде с нашим кобелем, выглядела спокойной и довольной! Даже пригласила на чай. Отец долго стоял с открытым ртом, а я ему умело подражала. 

— Поздравь меня! – велела мама, уничтожая последние крохи моей «Рексоны». – Я нашла работу! Буду составлять отчеты, не выходя из дома! Меня твой друг порекомендовал своему начальнику, когда я помогла ему с документами.

— Просила же не называть его моим другом.

Друзьями нам уже не стать. Это я поняла спустя неделю, застукав его в подъезде, где он обнимал мою мать. Они шептались, смеялись и между делом целовались. Я стала свидетелем этой позорной сцены. Маски сброшены, галстук – тоже. Больше не имело смысла притворяться и клеветать моей мамуле на качество помады.

Я устроила истерику и побила старую посуду. Порывалась добраться до нового сервиза, но Аверкин того не стоил. Хорошо, что мать не видела, как я запустила в стену кружку отца! Без ручки, с линялым бараном, то есть овном, она бережно хранилась матерью, как светлая память о муже.

— Ты на меня сердишься? – заискивающе спросила она, вернувшись с очередного свидания с Аверкиным.