Золотое руно

Багровый от гнева, Дон приказал телефону позвонить Мак‑Гэвину. После двух гудков ответил знакомый голос.

— «Мак‑Гэвин Роботикс». Офис президента.

— Здравствуйте, миз Хасимото. Это Дональд Галифакс. Я хотел бы поговорить с мистером Мак‑Гевином.

— Простите, он сейчас недоступен.

— Оставте ему сообщение, пожалуйста, — сказал Дон с едва контролируемой яростью. — Скажите, что мне нужно поговорить с ним сегодня же.

— Я не могу обещать, что мистер Мак‑Гэвин перезвонит вам в какое‑либо определённое время, и…

— Просто передайте ему это, — сказал Дон.

Телефон Дона зазвонил два часа спустя.

— Здравствуйте, Дон. Миз Хасимото сказала, что вы звонили…

— Если вы ещё раз выкинете что‑то подобное, я прекращу с вами все дела, — сказал Дон. — Господи, а я‑то думал, что могу вам доверять.

— Я не понимаю, о чём вы говорите.

— Не надо игр. Я знаю, что вы собирались сделать с Гунтером.

— Я не…

— Не отпирайтесь.

— Дон, мне кажется, вам нужно сделать глубокий вдох. Я знаю, что вам нелегко пришлось в последнее время…

— И это, чёрт возьми, истинная правда. Говорят, что человек не умирает окончательно, пока мы его помним. Но сейчас умер один из тех, чья память о Саре была идеальной.

Молчание.

— Проклятье, Коди! Я не смогу это сделать, если не смогу вам доверять.

— Этот робот мой, — сказал Мак‑Гэвин. — Он арендован у моей компании, так что содержимое его памяти — моя собственность.

— Теперь его память пуста, — сказал Дон.

— Я… я знаю, — ответил Мак‑Гэвин. — Простите. Если бы я хоть на секунду подумал, что он может… — Снова молчание, затем: — Ни один робот никогда раньше так не делал.

— Вам стоило бы у него поучиться, — резко заметил Дон. — Преданности.

Голос Мак‑Гэвина стал жёстче — безусловно, с ним давно уже никто так не разговаривал.

— Поскольку МоЗо был передан в аренду Саре для того, чтобы ей помогать, сейчас мне, возможно, стоит его…

Дон почувствовал, как у него заколотился пульс.

— Нет, пожалуйста — не забирайте его. Я…

Голос Мак‑Гэвина был по‑прежнему сердит.

— Что?

Дон слегка пожал плечами, хотя Мак‑Гэвин никак не мог этого увидеть.

— Он член семьи.

Долгая пауза, потом ясно различимый вздох.

— Хорошо, — сказал Мак‑Гэвин. — Если это поможет нам помириться, то можете оставить его у себя.

Молчание.

— Мы помирились, Дон?

Дон по‑прежнему был зол. Если бы ему было по‑настоящему двадцать шесть, он продолжил бы препираться.

Но ему не двадцать шесть; он знает, когда нужно отступить.

— Да.

— Очень хорошо. — В голос Мак‑Гэвина начало возвращаться прежнее тепло. — Потому что мы серьёзно продвинулись с искусственной маткой, хотя видит Бог, это было тяжко. Каждую деталь нужно изготовлять с нуля, и там применяются технологии, о которых мои инженеры и понятия не имели…

Дон оглядел свою гостиную. Каминная полка была теперь усыпана десятками траурных открыток, аккуратно распечатанных и сложенных Гунтером. Дон сокрушался о смерти бумажной почты, но полагал, что пересылка данных, по которым получатель восстанавливает исходный физический объект, очень подходила моменту.

Одна из открыток была прислонена к награде, которую Сара получила от МАС.

Другая лежала так, что закрывала Дона на их с Сарой свадебной фотографии. Он подошёл к камину, сдвинул открытку и посмотрел на Сару и на себя, какими они были тогда, в первой своей молодости.

Также были цветы — настоящие и искусственные. Целая ваза роз стояла на маленьком столике между диваном и «Сибаритом»; проекция букета красных гвоздик парила над кофейным столиком. Он вспомнил, как нравилось Саре в молодости сажать цветы, как она продолжала возиться с ними и перевалив за семьдесят, и как она однажды назвала радиотелескоп Very Large Array цветником Господа.

Разглядывая траурные открытки, Дон уловил краем глаза какое‑то движение. Он обернулся и увидел круглое голубоватое лицо Гунтера.

— Я очень скорблю по поводу смерти вашей супруги, — сказал робот, и его рот‑смайлик опустил края; при других обстоятельствах получившаяся рожица была бы смешной, но сейчас казалась трогательно искренней.

Дон посмотрел на машину.

— Я тоже, — тихо сказал он.

— Я надеюсь, это не покажется вам бесцеремонным, — сказал робот, — но я прочёл то, что написано в этих открытках. — Он указал кивком головы на каминную полку. — Похоже, что она была замечательной женщиной.

— Это да, — сказал Дон. Он не стал их перечислять вслух, но вереница категорий пронеслась у него в голове: жена, мать, друг, учитель, учёный, а до этого — дочь и сестра. Так много ролей, и она все их исполнила хорошо.

— Если позволите спросить — что люди обычно говорят на похоронах?

— Я потом покажу тебе плёнку.

«Плёнку». Слово это отдалось эхом в голове Дона. Никто уже не записывает видео на плёнку. Он упомянул технологию, которая уже практически изгладилась из памяти живущих.

— Спасибо, — сказал Гунтер. — Как бы мне хотелось, чтобы я её знал.

Некоторое время Дон смотрел в стеклянные немигающие глаза.

— Я собираюсь на кладбище завтра, — сказал он. — Хочешь… хочешь пойти со мной?

МоЗо кивнул.

— Да. Мне бы очень этого хотелось.