Золотое руно

Ничто не продолжается вечно. Это самооправдание? Возможно. Или, может быть, это просто правда. Мои родители — то есть, приёмные родители — развелись, когда мне было двенадцать. Две трети всех браков распадаются. Да что там, четверть брачных контрактов с ограниченным сроком расторгается до истечения срока.

Я смотрю на Диану и вижу всё, чего я должен желать. Она красива и умна. Нет, сначала умна, а красива уже потом. Именно в таком порядке, свинья ты эдакая. Боже, неужели всё дело в этом? Гормоны взыграли? Если всё дело в сексе, то… то я не тот человека, каким, как я думал, я был. Диана симпатичная… красивая, чёрт подери. Но Кирстен, Кирстен — просто потрясающая. Такая фигура. И волосы. Словно шоколадный водопад, стекающий по её плечам, по спине. Каждый раз, как я её вижу, мне хочется протянуть руку и коснуться их, погладить их, обмотать вокруг члена, любить их, и её. Струящиеся локоны. Теперь я, наконец, понимаю, что означает эта фраза. Она означает Кирстен Хоогенраад.

А мозги? Диана — астрофизик! Она — одна едва ли не самая умная из всех женщин, да и вообще всех людей, что я когда‑либо встречал. Она может говорить со знанием дела практически обо всём. О хороших книгах, которые я не читал. О великих произведениях искусства, которых я никогда не понимал. Об экзотических местах, в которых я никогда не бывал.

Я так хотел Диану всего восемнадцать месяцев назад. Я рисковал всем. Моя мать никогда не простит мне женитьбы на гойке, но к тому времени, когда мы вернёмся, она уже давно будет мертва. Она унесёт эту обиду, эту боль, что я причинил, с собой в могилу. И после этого я хочу бросить Диану?

Но восемнадцать месяцев назад — это невообразимо далёкое прошлое, и Земля сейчас невообразимо далеко. Что бы я сейчас ни делал, моя мать никогда об этом не узнает — а чего она не знает, то не может ей навредить.

Но я‑то буду знать. А Диана? Если я заведу роман с Кирстен, как это воспримет Диана? Наш брачный контракт истекает через шесть месяцев. Она ещё не спрашивала, собираюсь ли я его продлить. Думаю, у неё нет причин полагать, что не собираюсь. Или, может быть, она просто прагматична. Она знает, что возобновить его можно будет лишь когда до истечения срока останется меньше девяноста дней.

Почему мне просто не подождать эти шесть месяцев? Май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь. Это ничто по сравнению с тем временем, что мы уже провели в этой жестянке. Терпение, Аарон, терпение.

Но я не могу ждать. Я не хочу ждать. Каждый раз, как я вижу Кирстен, я чувствую это, эту пустоту внутри, этот голод. Я хочу её. Боже, как я хочу её!

Ведь в любом случае истечение срока брачного контракта — это просто формальность, не так ли? На самом деле наш брак уже завершён. Кроме того, кто знает, будет ли Кирстен свободна через шесть месяцев. Не секрет, что эта горилла Клингстоун неровно к ней дышит. Боже, как грубы его манеры. Никакого обхождения. Но Кирстен он не нравится, она не может выбрать его. Он тупица, пустой, никчёмный человек. Нет, в нём есть некий брутальный неандертальский шарм, но внешность — это ещё не всё.

Но так ли это? Что я вообще знаю о Кирстен кроме того, что она абсолютно сногсшибательна? Эти ноги, которые будто уходят в бесконечность; эти груди — большие, округлые и крепкие, идеальной формы. И её лицо, её глаза. Но что я знаю о ней? Ну да, она врач. Голландка. Училась в Париже. Никогда не была замужем. Интересно, девственница ли она. Нет, это вычеркнуть. Будь реалистом, Аарон.

Но что я знаю помимо этого? Боже, я даже не знаю, еврейка ли она. Этот вопрос мама всегда задавала первым. «Мама, я сегодня познакомился с хорошей девушкой». «О, — обычно отвечала она, — а она еврейка?» Да плевать мне на её религию. Хотя она, конечно, может не захотеть иметь дело в евреем.

Вот чёрт. Господи, старые обычаи так медленно умирают. Она наверняка знает, что я еврей — а кем ещё может быть тот, кого зовут Аарон Россман? Так что я — еврей, и она не возражает. Она, вероятно, не еврейка, и мне это по барабану. Прости, мама, но это так. В любом случае она про это скоро узнает. Ведь среди христиан обрезание не практикуется давным‑давно.

Скоро узнает? Похоже, я уже принял решение, не так ли?

Но действительно ли я этого хочу? Диана и я — мы строили жизнь вместе. У нас общие интересы, общие друзья. Барни, Памела, Винсент, И‑Шинь. Что они подумают?

Да в жопу. Не их собачье дело. Это лишь между мной и Дианой. И Кирстен. Кроме того, я буду осторожен. Чёрт возьми, если даже этот сраный ЯЗОН не может меня читать, то никто не сможет — даже Диана. Она никогда не узнает.

25

Экскременты попали в вентилятор. Как только его отпустили из больницы, Аарон вернулся в свою квартиру — правая рука завёрнута в остеопластическую сеть, угловатое лицо пышет яростью.

— ЯЗОН, чёрт тебя дери! Ты пытался меня убить!