"Золотое руно"

Саша улыбнулся, но сейчас этот вывод его не развеселил: не так они с Грегом начинали и не того он ждал... Деньги надоело делать, крутиться надоело, время пролетело зря, даже в своем прошлом что-то пропустил. На что годы ушли? Он расстроился. Посидел, смотря в пол. И внезапно подумал, что все вокруг хотят героя - в жизни, кино и в книгах - жаждут и зовут его появления, а, например, он сам не может быть героем, потому что он - просто человек с мучительными вопросами... К близким, к жизни, к себе, наконец. "Ты, наверное, дурак? - сердобольно пожалел он сам себя. И критически подумал: - А до Грега разве было иначе?"

И в детстве Саша был добр, но не распахнут и не прост, занят своими мыслями, и эта вечная серьезность лишала его непосредственной прелести ничем не обремененной дружбы. Ему было трудно делать то, что нравится всем. За другую руку, дома его вела мама, их любимые дела и значения - все, что связывает мать и ребенка общей памятью детства. Но мучительная страсть приблизиться к другим, быть таким, как все, разбежалась по стеклянным ручьям его сердца, и безгрешное детство его цвета незамутненной благодати покрылось мглой. Думая сейчас о своей жизни, сотканной из противоречий, он парил в безвоздушном пространстве желанного и недостижимого прошлого, к которому уже не мог пристать, в смешении своих расстроенных лет, - один, одинокий, всем и всюду немножечко чужой - в детстве, так же, как сейчас, когда всей душой он хотел прилипнуть к Грегу и к своей обычной жизни и не мог...

Это могло быть раздражение на Грега, на самого себя или на обстоятельства - десятки примет возвращали его сердце к навсегда потерянным годам... вместе с мамой ушла невосполнимая правда лет. Новая ткань жизни не обрела гармонию и красоту - как домовой в шортах и темных очках, живущий в модном доме из стекла, надменно взирает на своего нецивилизованного предка в старом колпаке. Так чувствовалась недоговоренность ушедших лет детства... хотелось узнать все сначала, расшифровать их горячее естество. Здесь имело значение не количество событий - многие были забыты или искажены памятью - но насыщенность чувств, принадлежащих тем временам. В них не было трудных страстей - один незамутненный смысл матери и ребенка...

Он положил скрипку на ковер, лег на диван, отвернулся к стене, свернувшись калачиком, и закрыл глаза. Перед его глазами появились какие-то формы и оделись в четырехугольную раму... Холм около города, где он жил в детстве, а на холме - лес. Среди деревьев показался дом серого камня с длинными окнами. Девчонки боялись близко подходить к нему, но их редко брали с собой. Все было так ярко, живо, со множеством точных деталей, которые он давно позабыл. Прозрачный воздух широких полей с теплом золотистого октября, тонкая исчезающая дорога, которая волновала его сопричастностью другим мирам, и которая, - он так обрадовался этому, - еще не покрыта асфальтом. Все осталось совершенно так, как двадцать лет назад... Саша заснул и во сне чувствовал, как ему, наконец, хорошо - он спал с открытыми глазами... Во сне он вдыхал воздух равнин и узнал запах тех мест, знакомый ему с детства, он хотел шагнуть туда - он отчаянно, мучительно захотел домой. Не оглядываясь больше, готовясь без сожаления оставить все позади, он поднял ногу, чтобы сделать шаг, как что-то случилось. Все, вплоть до крошечных предметов осталось на местах: те же простые цветы на дороге и убранные поля до самого городка, острые серые крыши, высокий шпиль ратуши вдали. Это был живой мир, по какой-то случайности одетый в четырехугольную раму, но теперь он потерял легкость, воздух, на глазах из яркой реальности превращаясь в живопись. Сашины ноги оторвались от пола, он вцепился в рамку, стискивая ее. На полотне краски изменили натуральный цвет на подчеркнуто-сочный, изображение стало чрезмерно-ярким и покрылось мазками аляповато размалеванной доски. Все рушилось на глазах: реальный мир, так чудесно появившийся перед ним, то, что он хотел увидеть столько лет и не мог, то, что снилось ему все эти годы, но редко и никогда так сильно, этот лучший мир, потерянный, упущенный, махнувший ему, беспамятному, с придорожной старой обочины одинокой рукой - пропал теперь навсегда. Из рамы на него смотрел пейзаж, написанный акриловыми красками: очень красивыми и в этой своей красивости - бесчеловечными.

Еще мгновение, и грубо размалеванные предметы стали гладкими, зализанными, сделанными из пластмассы. Пластмасса! Самый практичный, неустаревающий материал, гибкий, незаменимый, он удовлетворяет потребностям общества - он теперь искусство! Он стал и миром: в этой рамке или в другой. Сколь комфортен этот мир: дешевый, моющийся, без патины времени на лоснящихся боках. Пластмассовая среда проживания, пластмассовая память и пластмассовые истоки...