Золотое руно (сборник)

– Простите, – сказал он.

К чёрту его бесконечное терпение. Я был зол и я хотел, чтобы он тоже разозлился.

– Послушайте, – сказала я, наконец, – вы продолжаете приносить мне чужую почту. – Я ненавидел себя за то, что голос у меня задрожал. – Я… мне бы не хотелось сообщать об этом вашему начальству.

Угроза была нелепая, и мои слова повисли в воздухе между нами. Иоанн Павел уставился на меня с задумчивым выражением на лице. Наконец, он рассмеялся и покачал головой. Он поднял свою сумку, словно прикидывая, много ли в ней осталось почты. Затем взглянул на часы.

– Хорошо, – сказал он, наконец. – В конце концов, мне не нужны неприятности с начальством. – Он снова засмеялся – негромко, но в уголках глаз у него блеснули слёзы.

Я медленно поднялся на ноги, отряхнул пыль с задней части джинсов.

– Итак?

– Вы не на своём месте, мистер Койн, – медленно произнёс он. – Вы этому месту не принадлежите.

Вся история моей жизни, подумал я. Однако ответил:

– Что вы имеете в виду?

– Вы думаете, что можете просто так взять и заявить, что собираетесь быть журналистом? – Он положил баллончик обратно в сумку.

– Я не просто взял и заявил. Я тяжело работал, чтобы получить эту профессию.

– Я не это имею в виду. Предполагалось, что вы станете… – он сделал паузу, затем произнёс, следя за произношением: – …палеонтологом.

– В каком смысле – «предполагалось»?

– Вы не можете делать в жизни всё, что угодно. Вы должны играть теми картами, что вам были сданы. Думаете, я хотел стать почтальоном? Просто так оно обернулось для меня. У вас нет выбора. – Его голос был печален и звучал будто бы откуда-то издалека. – Впрочем, в моём случае всё не так плохо. Мне поручили ещё одно дело: возвращать людей вроде вас на правильный путь.

– Правильный путь? – Старик был явно не в себе. Я должен бежать, скрыться, спрятаться…

– Когда вы решили стать журналистом вместо… палеонтолога?

– Точно я не вспомню, – ответил я. – Где-то в течение последнего года в школе. Мне стало скучно; мне не хотелось становиться студентом на всю оставшуюся жизнь.

– Это было важное решение, – сказал он. – Я думал, вы его запомните лучше. – Папа улыбнулся. – Это было 22-го апреля 1973 года, в 10:27 вечера. Именно тогда вселенная раскололась надвое. Вы порвали письмо с сообщением о принятии в Университет Торонто…

– Что вселенная сделала?

– Раскололась, стала двумя вселенными. Такое иногда случается. Видите ли, раньше считали, что каждый раз, когда кто-то делает выбор, делает что-то вместо чего-то, то события развиваются по обеим линиям. Вселенная расщепляется миллионы раз в секунду, и каждая идёт дальше своим путём.

Я не понимал, о чём он говорит.

– Параллельные вселенные? – переспросил я; я вспомнил, что слышал такой термин в какой-то полузабытой серии «Звёздного Пути». – Думаю, такое возможно…

– Это полная чушь. Такого не может быть. Не хватит материи, чтобы вселенная расщеплялась с такой скоростью. Любой дурак это поймёт. Нет, большая часть этих решений сглаживается в течение нескольких минут или дней – всё остаётся точно таким же, словно решение никогда и не принималось. Две вселенные сливаются снова, объём материи сохраняется, её структура прочна, и я ухожу с работы пораньше.

Его слова звучали напыщенно, хотя сам он так не выглядел. Разумеется, вполне возможно, что он всегда так говорит. В конце концов, за те одиннадцать с лишним месяцев, что я с ним знаком, мы не обменялись и дюжиной слов за раз.

– И что? – спросил я его.

– А то, что время от времени мироздание словно икает. Вселенные теряют контакт и продолжают двигаться дальше по отдельности. Этого допускать нельзя. Это ослабляет ткань бытия, так мне сказали. Мы должны возвращать ход событий на верный путь.

– О чём вы говорите?

– Вы когда-нибудь слышали о Рональде Рейгане?

– Нет. Хотя… вы про актёра? Про того парня, что фотографировался с шимпанзе?

– Да, про него. Вселенная икнула почти сорок лет назад. Ему пришло в голову стать политиком, представляете? Я даже не буду вам рассказывать, как высоко он взобрался в правительстве США – вы всё равно мне не поверите. Потребовалась целая армия почтальонов, чтобы после этого вернуть всё на правильный путь.

– То есть вы хотите сказать, что я должен был стать палеонтологом, а не техническим писателем?

– Ага.

– Почему?

– Просто так оно должно было быть, вот и всё.

Голова у меня шла кругом. В этом не было никакого смысла.

– Но я не хочу быть палеонтологом. Я вполне счастлив, будучи журналистом. – Это была не вполне правда, и у меня возникло ощущение, что Иоанн Павел это знает, но предпочитает не заострять на этом внимание.

– Простите, – сказал он во второй раз.

Это было безумие. Но его голос был очень серьёзен, словно он сам верил в то, что говорил, и это заставляло меня нервничать.

– Но другие люди сами выбирают свою судьбу, – сказал я, наконец.

– Нет, – ответил он; внезапно он показался мне очень старым. – Нет, не выбирают. Им кажется, что выбирают, но на самом деле нет.