Золотое руно (сборник)

– Она их найдёт. Дугал Маккрэй ленив – но он сам отец, у него маленькая дочь. Он вцепится в это дело как бульдог и не отпустит, пока не получит всё необходимое, чтобы прижать вас к ногтю, су…

Я оборвал себя. Я хотел назвать его сукиным сыном – но это было неправдой; он был сыном хорошей, любящей женщины, которая заслуживала гораздо большего.

– Так или иначе, но вам конец, – сказал я. И в этот момент меня осенило, и я почувствовал, что в этой вселенной всё‑таки есть немного справедливости. – Вас ведь отправят на Землю, вы знаете?

Ральф, наконец, вскинул голову; его худое лицо посерело.

– Что?

– Туда отправляют всех, приговорённых к сроку дольше двух марсолет. С точки зрения жизнеобеспечения слишком дорого держать преступников здесь все эти годы.

– Я… я не могу на Землю.

– Вас никто не станет спрашивать.

– Но… но я родился здесь. Я марсианин, по рождению и воспитанию. На Земле я буду весить… сколько? Вдвое больше, чем обычно…

– Вообще‑то втрое. Палочник вроде вас вряд ли сможет там передвигаться. Вам следовало делать то, что делаю я. Каждое утро я занимаюсь в спортклубе Галли – это недалеко, кстати, от верфей. Но вы…

– Я… моё сердце…

– Да, нагрузка будет порядочная. Не повезло вам…

– Эта гравитация меня убьёт, – сказал он полузадушенным голосом.

– Вполне возможно, – согласился я, невесело усмехаясь. – В лучшем случае вы будете прикованы к постели до конца своих скорбных дней – беспомощный, как дитя в колыбели.

Без следа

Говорят, что флешбэки – это нормально. Пять столетий назад солдат, вернувшихся домой из Вьетнама, они потом преследовали всю жизнь. Ветераны войны в Заливе, Колумбийской войны, войны за равнину Утопия – они все снова и снова переживали страшные эпизоды своего военного прошлого.

Как я сейчас переживаю свои.

Но в этот раз, слава Богу, всё будет по‑другому. О, я действительно переживу всё, до мельчайших подробностей, но это случится лишь один раз.

И за это я безмерно благодарен.

* * *

Во время войны тебя всегда учат ненавидеть противника – а война была, сколько я себя помню. Ребёнком я играл в солдатиков. Моим любимцем был Род Родрик из Межзвёздной гвардии Трёх Систем. Это был идеальный образчик мужчины двадцать пятого столетия: высокий, мускулистый, с кофейного цвета кожей, карими миндалевидными глазами и прямыми коротко остриженными каштановыми волосами. Сейчас, когда я сам стал Звёздным гвардейцем, я вряд ли выглядел так же круто, но всё равно гордился тем, что ношу сине‑чёрную униформу.

У меня был также солдатик‑альтаирец: тёмно‑зелёный, голый – словно животное – с рогами на голове, шипами вдоль спины и зубами, торчащими наружу даже тогда, когда его широкая пасть закрыта. Тогда, в детстве, я думал, что это самец – я всегда говорил о нём «он» – но сейчас, разумеется, знаю, что у альтаирцев три пола, и ни один из них не соответствует точно одному из наших двух.

Однако независимо от правильности местоимений я ненавидел своего игрушечного альтаирца – точно так же, как ненавидел я каждого представителя этого злобного вида.

Фигурка альтаирца умела взрываться – его шесть конечностей и раздвоенный хвост разлетались в разные стороны (разумеется, встроенные в игрушку крошечные сенсоры следили за тем, чтобы они не попали мне в глаз). Мой Род Родерик частенько взрывал альтаирца – нацеливал свой бластер прямо в центр туловища твари, в отвратительную впадину там, где у него должно быть сердце, и открывал огонь.

А теперь я готовился открыть огонь по настоящим альтаирцам. Не из ручного бластера – в настоящей межзвёздной войне не бывает схваток один на один – а из кое‑чего куда более разрушительного.

Фигурка Рода Родрика со мной до сих пор – стоит на комоде в моей каюте здесь, на борту «Птеранодона». А вот фигурки альтаирца больше нет – когда мне исполнилось пятнадцать, я решил по‑настоящему её взорвать с помощью взрывчатки, которую соорудил из набора юного химика. И потом смотрел, со смесью восхищения и отвращения, как она разлетается на тысячу пластмассовых ошмётков.

«Птеранодон» был одним из тройки кораблей Звёздной гвардии, приближавшихся сейчас к Альтаиру III; двумя другими были «Кетцалькоатль» и «Рамфоринх». На каждом был стреловидной формы мостик с капитаном – мной в случае «Птеранодона» – в центре широкой стороны и двумя рядами консолей, сходившихся к острию. Но, конечно же, стен не было видно; консоли свободно парили в охватывающем мостик голографическом изображении наружного пространства.

– Пересекаем орбиту внутренней луны, – доложил Калси, мой навигатор. – Альти скоро нас обнаружат.