На то, чтобы одолеть шесть кварталов вверх по Маячной улице, Тео понадобилось битых два часа. Мысль о необходимости лично увидеть человека, известного в Бостоне как Гордон Бродгёрдл, внушала ему желание удирать во все лопатки и не останавливаться, пока будут силы бежать. Ноги отказывались идти: ведь если он увидит Бродгёрдла, тот наверняка увидит его!.. Остановившись, Тео развернул краденый гудьировский велосипед и побрел обратно вниз… Подумал о Шадраке и Майлзе в тюрьме – и снова остановился. Уж у них-то, в кутузке сидя, точно не было ни единого шанса выведать правду… Вспомнилось и расследование Грея, копавшего определенно не там. Тео даже стукнул себя кулаком по бедру: что за непростительное малодушие! Повернулся, поднялся на два квартала… Опять остановился – не в силах идти дальше.
Так продолжалось более двух часов кряду. Наконец Тео встал на углу, совершенно измотанный, с потными ладонями… однако исполненный решимости.
«Я здесь ради того, чтобы доказать: он виновен, – твердо сказал себе Тео. – Я знаю, это так. Еще я знаю, что тому должны быть доказательства. Их просто надо найти. А когда я их найду, Шадрака и Майлза освободят».
Бродгёрдл владел крупнейшим домом на Маячном холме. Это был кирпичный особняк, воздвигнутый на угловом участке земли. Большинство других строений скучилось у поворота дороги, это же похвалялось длинным передним двором, отгороженным от улицы черным невысоким забором из кованого железа. Оконные шторы в каждой комнате были раскрыты полностью, словно возвещая: хозяину дома нечего от кого-либо таить.
Тео стоял на противоположном углу, с горькой улыбкой наблюдая за особняком. Он помнил времена, когда человека, ныне именуемого Гордоном Бродгёрдлом, не пустили бы даже по этой улице гулять, не то что домовладельцем здесь быть. В те дни он откликался на имя Уилки Грэйвз, или попросту Уилки Могила, и на каждом клочке его изорванной одежды висело по серебряному колокольчику, а зубы у него тогда были длинные, острые и железные до самых кончиков. Не зубы, а зубья! Он даже перчатки носил, увенчанные железными когтями – чтобы доходчивей объяснять свою позицию, если кто-то сразу не понимал. А происходило такое нередко…
«Вот это я понимаю, преображение!» – сказал себе Тео, наблюдая, как Бродгёрдл вылезает из конной коляски и направляется по подъездной дорожке к крыльцу. Он поменял не только зубы, но и волосы с бородой. Сменил и походку: теперь он нес себя с этакой ненаигранной властностью, как бы подразумевавшей наследные привилегии. Тео хорошо помнил, как прежде держался враг: вся его поза, бывало, излучала агрессию и нетерпеливый напор.
Не изменились разве что голос и глаза. Они наводили ужас совершенно как прежде…
Разглядывая Бродгёрдла, облаченного в шикарный костюм, Тео невольно припомнил день, когда в самый первый раз встретил Уилки Могилу. Воспоминание было из тех, которые он не первый год усердно пытался похоронить, – как, впрочем, и все, что хоть в малейшей степени касалось Грэйвза. И вот теперь прошлое вернулось, непрошеное и удивительно яркое. Вырвалось из-под многолетнего спуда…
Все случилось в городке, по недоразумению названном Раем: здесь было так же сухо и пыльно, как и во множестве других городишек, пройденных Тео. К тому времени он уже две недели странствовал совершенно один, и ему редко удавалось добыть себе пищу.
Он увидел фургон, стоявший перед таверной, – не вполне обычный фургон. Большинство путешественников Пустошей использовали хлопчатый брезент, который пропускал свет, но худо-бедно ограждал от холода и жары. Этот был целиком деревянный, с дверкой позади. Дверь замотали цепью и заперли на замок. Тео тут же смекнул, что фургон, не иначе, был набит ценностями. Что в нем перевозили? Слитки золота? Денежные купюры? «Еду!..» Воображение нарисовало свисающие с крючков гирлянды колбас, мешки зерна, бочонки с яблоками и картошкой… Тео был до того голоден, что, пожалуй, сгрыз бы даже луковицу, причмокивая от удовольствия. Привидевшаяся картина изобилия неудержимо потянула его к себе – хотя он и понимал, что в Раю для воришки было полно добычи куда как полегче.
Позже, оглядываясь назад, Тео ругательски ругал себя: как он мог не обратить внимания на состояние лошадей?.. Если бы в животе поменьше сосало, он точно заметил бы неухоженные копыта, а на ляжках животных – засохшие полосы крови. Но нет, он мог думать только о залежах провианта внутри. Вытащив отмычки, Тео занялся замком. Сколько там всего! Какая будет пирушка!..
Вот так его и застукал Могила. С отмычкой в недрах замка и с глупым предвкушением на лице. Грэйвз ухмыльнулся, показав разом все свои железные зубья. Он держал на поводке черную сторожевую псину. Судя по виду, жилось зверюге не сытней Тео.
«Взять его, Салли!» – скомандовал Могила гулким голосом, который Тео запомнил навеки. Собака прыгнула вперед… Тео выставил руку с железными костями: псину не остановит, но, может, хоть задержит…