«Золотое» столетие династии Романовых. Между империей и семьей

Румынский принц, однако, не терял надежды породниться с династией Романовых. Через два года, когда уже шла Первая мировая война, он приехал в Россию и сделал предложение 16-летней великой княжне Марии Николаевне. Император Николай II отказал ему, сославшись на то, что барышня еще школьница. Конечно же, он не мог тогда знать, что этот неравный брак мог бы спасти жизнь его дочери, ведь Кароль увез бы ее из России, стоявшей накануне революции. После двойного отказа императорской семьи Кароль был дважды неудачно женат. В 1947 г. он отрекся от румынского трона и женился в третий раз на своей многолетней любовнице Магде Лупеску; династические браки и их выгоды его уже больше не интересовали.

За три недели до рокового убийства в Сараево наследника австрийского престола Франца-Фердинанда, убийства, спровоцировавшего начало мировой войны, царская семья по давно заведенному обычаю отправилась в свое ежегодное путешествие из Петергофа в Финляндию. При посадке на яхту «Штандарт» случилась неприятность – цесаревич Алексей подвернул лодыжку. К вечеру у него начались сильные боли, но яхта все же вышла в море.

В то время, когда семья изнемогала от тревоги по поводу болезни Алексея, на «Штандарт» пришли два нехороших известия: о гибели Франца-Фердинанда и о покушении на Распутина. Второе обеспокоило царскую чету, а в особенности императрицу, гораздо больше, чем первое. На Распутина, находившегося в родном селе Покровское, напала некая Хиония Гусева, подосланная монахом Илиодором. Она нанесла ему удар ножом в живот. Рана оказалась очень опасной, но Распутина спасла операция, удачно сделанная столичным хирургом, присланным его друзьями в Тюмень. Старец проболел все лето и вынужден был находиться в стороне от политических событий, разворачивавшихся в Петербурге. Чтобы не раздувать скандала вокруг его ранения, власти объявили Гусеву душевнобольной и отправили в сумасшедший дом.

19 июля Романовы вернулись в Петергоф. 20 июля императорская чета принимала приехавшего в Россию с визитом президента Франции Раймона Пуанкаре. Французский посол Палеолог позже с ностальгией вспоминал устроенный в тот вечер придворный банкет: «Я долго буду помнить ослепительную игру драгоценностей на женщинах. Это был просто фантастический ливень бриллиантов, жемчуга, рубинов, сапфиров, изумрудов, топазов, бериллов – всех цветов пламени. <...> Во время обеда я не спускал глаз с царицы Александры Федоровны, напротив которой я сидел. Она была весьма красива в своем длинном парчовом платье с бриллиантовой тиарой на голове. Несмотря на 42 года, и лицо, и фигура ее все еще сохраняли свою привлекательность». Петербург и императорский двор чествовали французского гостя несколько дней. Парады, обеды и приемы чередой следовали друг за другом. Это были последние мирные праздники в жизни императорской семьи. События на международной арене приобретали тревожный оборот.

23 июля в полночь Австрия вручила Сербии ультиматум с требованием разрешить ее чиновникам въехать в Сербию для проведения расследования убийства наследника престола, а также распустить все сербские националистические общества и уволить всех антиавстрийски настроенных чиновников. Это было прямым нарушением автономии Сербии и фактически означало лишение ее самостоятельности. Узнав об ультиматуме, министр иностранных дел России С. Д. Сазонов сразу же заявил: «Это европейская война».

Россия традиционно приняла сторону Сербии. Германия, наоборот, встала на защиту интересов Австрии. В России объявили всеобщую мобилизацию. Германия потребовала ее прекратить, но Россия не ответила на ее ноту. Тогда кайзер также отдал приказ о всеобщей мобилизации. 1 августа Германия объявила России войну. Вечером, перед ужином, когда уже вся царская семья собралась в столовой, император получил от кайзера телеграмму с просьбой не нарушать границы Германии. Николай ничего не ответил на это послание, сочтя его провокацией. Еще недавние добрые приятели «Ники» и «Вилли» оказались по разные стороны фронта Первой мировой. Николай записал в этот день в дневнике: «Когда я вышел от императрицы, я почувствовал, что все кончено навсегда между мной и Вильгельмом».