Золотое царство

Быстро разобрался царь Еремир с остальными молодцами, вопросов много не задавал, довольствуясь тем, что вызнал от стрелка. Пообещав подумать обо всем, он отпустил своих гостей отдыхать с дороги. На этот раз в провожатые царь дал им дюжего витязя именем Звенигор, сильно разочаровав тем самым Витомысла, который очень хотел взглянуть на знаменитую красавицу. Но не пойдешь же обратно к царю с требованием непременно показать прекрасную Зелинегу! Ничего не поделаешь, пришлось Витомыслу довольствоваться котом, который, хватив у царя порядочный ломоть ветчины, спал преспокойно у Витомысла на плече.

— Вы откуда будете? — спросил Звенигор по дороге. — Неужто правда из Золотого царства прибыли?

— Из него самого, — подтвердил Вертодуб, — мы царя Кусмана верноподданные!

— Ну, — хмыкнул витязь, — нешто нужны царю упокоенные?

— Почему упокоенные? — изумился Витомысл.

— Ну а какие же вы еще, коли в наши края попали, — рассмеялся Звенигор, — иным сюда ход закрыт!

— Не, — помотал головой Витомысл, — уж не знаю, как вы, а мы самые что ни на есть живые, это уж как пить дать.

— Да ну! — ахнул Звенигор и даже остановился от удивления. — Неужели вы… те самые и есть?

— Какие те самые? — заинтересовался Вертодуб. — Разве что-то здесь о нас ведомо?

— А как же, еще как ведомо! Ежели вы и в самом деле не здешние, а из живых земель выходцы…

— И что? — чуть не выкрикнул Витомысл. — Что с того?

— Значит, час настал, — вздохнул Звенигор, и глаза его засияли. — Значит, кончилось наше бремя в этих краях.

— Да скажи толком, — разозлился Вертодуб, — что кружишь вокруг да около?

— Видишьли, — начал Звенигор, — жил да был на свете чародей…

Жил на свете чародей, и вроде бы и силой был не обделен, да только все ему не везло. То зелье сварит от брюшной хвори, а на деле окажется сущая отрава — как выпьешь, так с месяц лежишь недвижим. А то и вовсе настрогает ведун палок да веток, костер колдовской запалит, чтобы, значит, богачества себе прибавить. А тут не только богатство не явится, так еще и последние гроши порастеряет, от соседей бегаючи, потому как костер больно уж вонюч, словно бы где кошка издохла. Ну бивали, конечно, горе-чародея, кто батогами, кто вилами, а кто и просто кулаки об него чесал. Думал чародей, думал, что же делать, как бы беду такую избыть, от злосчастия да невзгод избавиться. И догадался наконец отправиться в горы к тамошним ведунам да магам уму-разуму учиться. Вздохнуло тут все село спокойно: наконец-то, мол, от дурака этого косолапого избавились, да только недолго радовались, воротился чародей через пару годков. Никто не знает, у кого да чему именно он учился, а только как вернулся, так у себя в избе заперся, и ни слуху о нем, ни духу не было. Много ли времени прошло, мало ли — про него и забыли. Сидит у себя, и пускай сидит. Главное, чтобы людям не мешал да колдовство свое пакостное не наводил. Вот он и сидел. Год сидел, два сидел, а на третий и вышел к людям. Я, говорит, теперь не просто колдун-чародей, я теперь могучий вещун, все что ни есть на свете ведаю. Посмеялись над ним, конечно, а он и в ус не дует. Подошел к девке одной, за руку тронул да и говорит: ты, дескать, Зорюшка? Замуж, поди, выходишь скоро, за Микитку-пахаря? Это дело хорошее, да и парень он славный, а только ты не ходи нынче вечером с подружками на посиделки — загорится там дом, и ты сгоришь. Ну ясное дело, девка в слезы, жених ее с кулаками на ведуна, а того и след простыл, будто в воздухе растворился. А вечером все, как он сказал, случилось: и дом загорелся, и Зорька бы сгорела, кабы Микита ее туда пустил. Вот после того и зауважали колдуна, всяк с ним совет держал: когда садить да когда боронить, за кого девицу выдавать, почем рожь торговать.